Гость из Швейцарии

На второй день своего отпуска Макс открыл ключом старинный бабушкин сейф, который она привезла в Швейцарию из своей барской усадьбы в России еще накануне Октябрьской революции, достал отгуда ее дневник и стал читать написанные четким, красивым почерком пожелтевшие от времени страницы.

Встречавшиеся в дневнике отдельные немецкие слова не только не портили суть изложенного, а, наоборот, придавали тексту простой и понятный смысл. На одной из страниц, где Наталья Игнатьевна просила своих близких посетить ее бывшую усадьбу - когда время такое наступит, - Макс остановился. В этом месте была подробно дана зарисовка барской усадьбы, располагалась которая в Зыбинской губернии, в тридцати километрах от Волги, на ее правом берегу. "Добираться туда лучше всего летом, на пароходе, - писала барыня. - Места там удивительно красивые, любоваться можно бесконечно".

Макс слышал, конечно, об этом и раньше из рассказов бабушки и матери Татьяны, уехавшей в Швейцарию в возрасте шести лет. Однако пытливый детс-кий ум многое тогда успел запомнить и, вероятно, преимущественно из-за пережитого, - очень уж неспокойное было то время.

Прочитав дважды то место, где Гордеева писала о своей усадьбе, Макс задумался. Навязчивая мысль - увидеть все своими глазами, - неожиданно, больше чем когда-либо, стала тревожить его душу. Загадочный мир, в котором когда-то жили его предки, теперь казался ему более доступным и понятным. И он решил осуществить задуманное в самое ближайшее время. С этого момента он уже не мог заставить себя мыслить по-другому - ему очень хотелось поскорее исполнить свое давнее желание.

Положив дневник на прежнее место, Макс закрыл сейф ключом и, одухотво-ренный только что родившейся идеей, тотчас вышел из своей комнаты. Дверь из прихожей в соседнюю комнату, где жена гадила белье, была приоткрыта, и он пошел к супруге.

Мельком бросив взгляд на мужа, та, по какой-то только одной ей известной примете, сразу поняла, что он пришел сказать что-то важное. Только она подумала об этом, как тотчас услышала его спокойный, ровный голос.

- Слушай, Эльза, - вежливо начал он, подчеркивая всем своим видом важность неотложного разговора, - завтра утром еду в Берн, в Российское посольство, оформлять визу для поездки в Россию. Хочу навестить где-то на Волге бывшую усадьбу Натальи Игнатьевны. Помнишь? Раньше я тебе говорил об этом. Но сначала, дня на три, остановлюсь в Москве, посмотрю достопримечательности.

Выслушав внимательно, Эльза хотела ему что-то сказать, но Макс опередил ее.

- Если хочешь, поедем вместе.

Пока она думала, пауза затянулась. Наконец, вспомнив свой последний телефонный разговор с сестрой, сказала:

- Поезжай один. Берта обещала приехать в гости из Германии.

- Что ж, может, так и лучше? - над чем-то размышляя, одобрительно произнес Макс, слегка прищурив глаза.

Они внимательно посмотрели друг на друга, и, улыбнувшись, остались оба довольны. Макс вышел на улицу.

Утренний туман, спустившийся еще до восхода солнца к подножию Альп, начал понемногу рассеиваться, оставляя на ухоженных газонах серебристую росу. Вдалеке, в серо-молочном разливе, пока еще не очень четко, но уже начали просматриваться очертания домов, неуклюжие конусы деревьев и еще какие-то, похожие скорее на пирамиды строения. Новый день вступал в свои права, и все звуки города, постепенно нарастая, сливались в один, - делали жизнь привычной.

Всю вторую половину дня Макс готовился к завтрашней поездке. И только вечером, освободившись от всех дел, он присел отдохнуть. Переутомление давало о себе знать, его тотчас потянуло ко сну, и он лег пораньше.

Спал он в эту ночь крепко. Только ближе к утру, когда усталость стала про-ходить, ему приснился сон. Перед его взором неожиданно возникла полноводная река, через которую он долго никак не мог перебраться. А когда, наконец, оказался на другом берегу, то увидел вдали одиноко бродивших коней. Давая о себе знать, они изредка наполняли округу призывным ржанием. А он все куда-то шел и шел... И пути этому, казалось, не было конца.

Проснулся Макс, когда было уже светло. Подошел к окну и распахнул его настежь. Снаружи потянуло свежей утреней прохладой. Город в своем одиночестве казался безжизненным и чужим. Высотные здания в лучах утреннего солнца выглядели сказочными великанами. И ему показалось, что этот чудный по красоте мир он раньше никогда не видел. Новый день для него начинался не совсем обычно, и это радовало. Радовало солнечное утро, сама поездка в Берн, в русское посольство.

Времени на раздумье не оставалось и, одевшись, он торопливо пошел в га-раж. А уже через несколько минут его "Мерседес" стоял возле дома.

Услышав в прихожей торопливые шаги, Эльза вышла на встречу.

- Завтрак готов, Макс, - добродушно улыбаясь, позвала она мужа, поднимая над головой большого плюшевого медвежонка. -Загляни к Луизе и подари этого красавца нашему внуку. Завтра у него день рождения. Всем им от нас низкий поклон.

Макс пристально посмотрел на стройную фигуру жены с пышной грудью и довольно моложавым лицом; нежно обнял ее, поцеловал в щеку и, положив на видное место подарок, сел за стол.

Приподнятый душевный настрой разбудил в нем волну приятных ощущений и, позавтракав, он взял медвежонка и вышел к машине.

В конце недели Макс еще раз съездил в столицу, получил в русском посольстве визу для поездки в Россию. А уже через два дня, ближе к полудню, отправился в аэропорт.

Сидевший за рулем такси водитель оказался на редкость не разговорчивым, и тишина в салоне автомобиля позволяла ему наслаждаться быстрой ездой. Перед глазами постоянно мелькали стоявшие на обочинах дороги различные указатели. Ровный, как полотно, ухоженный асфальт после утреннего дождя казался темным, а кое-где не высохшие лужи, словно зеркало, блестели на солнце. После очередного, неизвестно какого по счету поворота, машина выскочила на прямой участок, свернула к аэропорту. Подъехав, Макс расплатился с таксистом, вошел в здание. Регистрация билетов на рейс уже началась, и он тотчас встал в очередь. А через час он уже сидел в самолете, наклонившись к иллюминатору. Слева от летного поля, отдавая чистотой, блестел на солнце умытый утренним дождем лес. На другом конце, уткнувшись тупыми носами в землю и прижавшись, друг к другу, гнездились несколько самолетов. На земле они были скорее похожи на большие игрушки, чем на что-то летающее. И Максу подумалось, что все созданное в природе человеком непременно должно гармонировать с окружающим миром. Самолет прекрасен в небе, корабль - в море. Только в этом случае естество природы дополняется новым, качественным содержанием. И норма эта едина для всех. На земле же, словно в плену, они ничего из себя не представляют, и тот, и другой просто мертвы.

Вздрогнув своим металлическим телом, самолет оторвался от земли и, на-брав высоту, взял курс на восток. Откинувшись в кресле, Макс, как никогда прежде, начал сейчас глубже осознавать свою роль в восстановлении ранее утраченной связи времени и поколений. Это его вдохновляло, придавало уверенность в своих салах, наполняло душу совершенно новыми, до сих пор неизвестными чувствами. Ощущение, что он уже с этого времени себе не принадлежит, не покидало его.

Занятый мыслями, Макс не заметил, как к нему подошла стюардесса. Легонько потрогав за плечо, она предложила обед. Повернувшись, он посмотрел на симпатичную блондинку с полными губами и высоким бюстом, поблагодарил за услугу.

А когда закончил обед, достал из кейса лежавший сверху российский журнал, приготовленный им еще с вечера, и продолжил читать рассказ. Произведение русских классиков Макс читал только в подлиннике, и этим очень гордился. Гордился богатой культурой, высокой духовностью российского народа, к которому причислял и себя.

Три часа спустя объявили посадку, и Макс снова прильнул к иллюминатору. За крылом самолета то и дело мелькали облака. Снижаясь, самолет быстро устремился к земле. Не прошло и десяти минут, как вдалеке, почти сливаясь с горизонтом, стали вырисовываться контуры большого города, а вскоре, сделав плавный разворот, самолет пошел на посадку.

В Москве Макс успел посмотреть Кремль и Третьяковку, а на четвертый день рано утром вылетел в Зыбинск.

Июльский день только начинался, когда он прибыл в речной порт Зыбинска. Отсюда до конечного пункта оставалось не больше двух-трех часов пути. Медленно двигаясь к светлому зданию речного порта, Макс внимательно наблюдал вокруг, надеясь увидеть какие-то признаки той прежней жизни. Однако всего того, что он помнил из рассказов своих близких, теперь здесь не было и в помине.

В зале ожидания, куда он только что вошел, как впрочем, и повсюду, был строгий порядок и чистота. У билетных касс очереди не было, и, купив билет на скоростное судно "Метеор", Макс вышел на набережную. "Так вот ты какая, Волга!" - глубоко вздохнул он, глядя на ровную поверхность воды. Волжская тишина, пропитанная чистым речным воздухом, была настолько завораживаю-щей, что Макс боялся ее потревожить. Затаив дыхание, он стоял и любовался новым для него миром красоты.

После первого гудка, известившего о скором отправлении, Макс прошел на судно и занял место у окна в первом салоне. Во время пути он часто поднимался наверх и подолгу, с каким-то внутренним трепетом, глядел кругом. Волжский прохладный ветер приятно щекотал лицо, трепал тронутые сединой его густые волосы.

Из-за большой воды левый, пологий берег Волги, еле просматривался, зато высокий, правый - с его неоднородным ландшафтом и часто встречающимися различными строениями, казался совсем близким.

- Следующая пристань - Крутой берег, - неожиданно напомнил чей-то голос, и тотчас многие пассажиры потянулись в салон, чтобы забрать свои вещи.

С берега уже стали доноситься голоса, а через несколько минут, слегка качнув бортом причал, "Метеор" замер на месте.

Макс сошел на берег, и не спеша, вместе с другими, стал подниматься по ступенькам деревянного настила вверх.

3

Заканчивалась пора сенокоса. Дни стояли жаркие, и от этого даже ночью было душно. Только рано утром, еще до восхода солнца, когда незримый холодок подкрадывался к домам с речной долины, сплошь заросшей густым кустарником, репейником и лебедой, духота спадала.

Солнце уже встало над горизонтом, когда фермер Серафим Большаков вы-шел.во двор. Потянув вверх бронзовое от загара тело, он наскоро умылся из висевшего в углу умывальника, сел на крыльцо. Две его овчарки, верные помощники, уже стояли рядом, виляя хвостами.

- И ты здесь, Цыган? - обрадовался Серафим, поглаживая большого черного кобеля по седому загривку. - А я-то думал, не выживешь? Всю неделю голову не поднимал, лежал на сене. И надо же! Теперь будем поправляться.

Он скрылся за дверью, а уже через минуту появился вновь, держа в руках коричневый кувшин с молоком, - разлил молоко в две стоявшие рядом алюминиевые миски, позвал собак.

- Чего ждем, Малыш? - деловито обратился он к молодой собаке, которая стояла поодаль и не подходила к миске. - Иди, ешь, а то потом времени не будет, поедем в загон за бидонами с молоком, а затем погоним на пастбище скот.

Наблюдая, Малыш слушал внимательно, но с места так и не тронулся. Он, как и хозяин, был, конечно, рад возвращению в строй своего старшего брата, и сейчас, проявляя свою собачью солидарность, ни за что не хотел первым подходить к пище.

С минуту понаблюдав за ними, Серафим взглянул на часы: пришло время ехать в загон, где его уже ждала Елена. Озабоченно вздохнув, он поднялся с крыльца, впряг лошадь в легкую бричку, которую смастерил для себя еще в прошлом году, и поехал. А через полчаса они вместе с женой были уже дома.

Долго не задерживаясь, он прихватил с собой двустволку, охотничий нож и сруб-ленную в лесу еще год назад кленовую палку с круглым набалдашником на конце, и вместе с собаками погнал стадо на кладбище.

Земля за ночь остыла, и идти было приятно. Миновав ручей и большую поля1г/, Серафим направил свое стадо на луга, в южную оконечность километрового оврага - Малого Тюбяка. Отлогие его склоны, как и сама лощина, сплошь заросшие густой, сочной травой, испокон веков, как магнитом, притягивали к себе животных, которые паслись здесь с ранней весны и до поздней осени. Лишь на севере, у самой вершины, овраг круто обрывался, обнажая на склонах темно-коричневое тело, которое из года в год увеличивалось. Дальше, в двухстах метрах от этого места, располагались четыре оврага Большого

Тюбяка. Доверху заросшие орешником, они, как родные братья, походили друг на друга. Только на западе, соблюдая все законы природы, они сливались в один. Меняя резко направление на юг, этот овраг в свою очередь через несколько километров соединялся с небольшой речкой Тош.

4

Но не только хорошими пастбищами славились эти места. Из года в год ходили сюда из окрестных сел люди за ягодами, грибами, орехами, которых здесь всегда было великое множество. Серафим знал тут каждую поляну, каждый родник, даже каждое дерево.

Вернувшись на пригорок, откуда хорошо просматривались лощина оврага, где паслось стадо, а так же близлежащая окрестность, Серафим сбросил на землю надоевший груз, расстелил под ветвистым, одиноким вязом, брезентовый плащ, прилег и тотчас задремал. Загорелое, обветренное лицо его казалось смуглым, морщин почти не был видно, хотя и перевалило уже за пятьдесят.

Проснулся он от шума. Собаки неожиданно вскочили с места и, рыча, пристально смотрели на большую дорогу, находящуюся километрах в двух отсюда. Серафим молча поднялся и увидел легковушку, которой мчалась по проселочной дороге, оставляя позади огромный столб поднятой пыли. Двигалась она в их сторону, и на память ему невольно пришел прошлогодний случай, который произошел недалеко отсюда, на соседней поляне. Как на грех, был он тогда один.

Елена ушла за ягодами, а собака увязалась за ней. А он почему-то возражать не стал, и зря. Однако благодаря его смекалке, все закончилось тогда удачно.

Подъехав на машине и не обращая никакого внимания на хозяина, трое грабителей проникли в стадо и стали гоняться за упитанным годовалым бычком -Степкой. На возмущение Серафима они ответили угрозой. А после этого неожиданно и для него самого произошло какое-то чудо, в которое он и сам не сразу поверил.

Выбрав момент, чтобы никто из грабителей не заподозрил, он незаметно подал сигнал вернувшимся собакам. Не прошло и минуты, как два его верных пса что есть мочи неслись по склону оврага, вытянувшись в струну. В считанные секунды двое грабителей уже лежали на земле, а третий, находившейся ближе к машине, едва успел заскочить в кабину. Пожалел их тогда Серафим, услышал их мольбу, отпустил с Богом, взяв слово здесь больше не появляться.

Позже, осенью, видел он одного из них в городе, когда торговал мясом на рынке. Тот его также признал и быстро растворился в толпе.

Подъехав к реке, машина скрылась из вида, а вскоре снова вынырнула из-за бугра. Круто развернувшись,' джип" остановился метрах в двадцати от того места, где расположился Серафим.

Пассажиров было всего двое. Один из них, сидевший рядом с водителем, не спеша вышел из машины. Увидев довольно высокого, стройного, на вид лет пятидесяти мужчину в белоснежной рубашке и галстуке, Серафим успокоился.

Прошла минута, другая, а гость все стоял на одном месте, хмуро глядел по сторонам, думая, туда ли он приехал. Все, что еще недавно надеялся увидеть здесь Макс (а это был именно он), не только не оправдало его ожидания, а напротив, заставило глубже задуматься. С замиранием сердца смотрел он кругом, упорно старался найти, и не находил хотя бы какие-то признаки жизни, которые, как он представлял себе, должны бы здесь быть. Ему трудно сейчас было поверить, что на этом месте когда-то стояло большое красивое село Аннснково с приличными домами и дворовыми постройками. Об этом лишь отдаленно напо-минала стоявшая на холме, в двух километрах отсюда, заброшенная церковь. И тут его взгляд неожиданно остановился на единственно уцелевшем здесь доме, который зарос со всех сторон бурьяном и кустарником. Крыша его во многих местах была разрушена, а сам дом, как старый, сгнивший пень, припадал на один бок к земле. Внизу, в пойме реки, доживали свой срок вековые, больше человеческого обхвата ивы. Вся эта убогость оставляла в душе неприятный осадок. "Неужели только это и осталось от бывшей усадьбы", - с сожалением подумал Макс, вспоминая рассказы своих близких.

5

Еще раз окинув взглядом всю окрестность, место находившейся здесь когда-то усадьбы своей бабушки, Макс достал из кармана пачку сигарет, посмотрел на одиноко стоявшего недалеко от него человека и направился в его сторону.

- Простите, могу ли я увидеть Серафима Большакова, - вежливо спросил гость, здороваясь и протягивая сигареты.

- Можете. Я вас слушаю, - прикуривая, еле внятно пробормотал Серафим, отгоняя собак подальше. - Не бойтесь, при мне они не тронут, а тем более, вижу, хорошего человека. А теперь рассказывайте, с чем пожаловали?

- Итак, приехал я из Швейцарии, а зовут меня Макс. Посоветовали обратиться к вам. Поэтому прошу помочь в одном важном деле.

Не догадываясь, о чем речь, Серафим сладко затянулся табачным дымом, развел руки в сторону.

- Если только смогу... - продолжая с интересом наблюдать за гостем, не сразу ответил Серафим. - И что вас привело сюда?

- Зов предков, - глубоко вздохнув, трогательно произнес Макс. - Здесь они жили до революции. Кстати, где здесь стоял барский дом?

Прежде чем что-то сказать, Серафим стал вспоминать давние рассказы стариков, которые жили здесь еще в начале века, а потом с присущей ему неторопливостью объяснил:

- Вот на этой поляне, где сейчас стоим, и находился барский двор с прекрасным садом. У Натальи Игнатьевны Гордеевой - кажется, так звали барыню - как раз и стоял тут дом. Рассказывали, что были у нее тогда две маленькие дочери, -Татьяна и Полина. Был слух, что муж у нее умер здесь.

- Все верно. Наталья Игнатьевна - моя бабушка, пояснил Макс, - а Татьяна -матушка. Полгода назад ее не стало.

Серафим не знал, что на это ответить, заморгал глазами и устало посмотрел куда-то вдаль.

Время приближалось к десяти, и июльская жара уже вовсю набирала силу. Мертвая тишина сковала всю округу, только изредка были слышны быстро исчезающие звуки пролетавших где-то совсем близко пчел.

По просьбе Макса они спустились к реке, где находился родник, рядом с которым когда-то стояла часовня.

- Сейчас тут уже ничего не осталось, годы сделали свое дело, - подойдя близко к роднику, сказал Серафим, и показал то место, где стояла часовня. - У природы, брат, свои законы. Она любит, когда ей помогают. А если человек пере-стает о ней заботиться надлежащим образом, то все издержки она берет на себя и дела свои уже решает по-своему. Процесс этот естественный, и тут уже ничего не поделаешь. Вот слева озеро, - кивнул он в сторону какого-то болота, заросшего толстым камышом, - когда-то в нем крупный карась водился, люди купались, а теперь посмотрите, что с ним стало? Природу не обманешь!

Но скажу - помогать ей надо тоже умело. Если что не так - жди неприятностей.

Макс слушал Серафима внимательно, одновременно наблюдал за всем, ста-раясь запомнить даже самую незначительную мелочь. Это его вдохновляло, и он охотно искал и находил, хотя и незначительные, следы жизни своих предков, оставивших навечно здесь свои корни. И вдруг, сам того не замечая, он почувствовал нерасторжимую связь времен между прошлым и настоящим. И это было зародышем того начала, которое, проникая в существо бытия, делало вечным и его самого.

На обратном пути Макс достал из кармана свернутый в несколько раз до-вольно потертый, пожелтевший от времени листок бумаги, и протянул его Серафиму. Осторожно развернув, тот увидел список со множеством знакомых фамилий, живших здесь на протяжении многих десятилетий; среди них была и его.

Но не это его обрадовало. Просмотрев еще раз внимательно список, он подошел ближе к Максу и указал на одну фамилию.

- Старика Салиха Гайсина знаю давно. Кучером у барыни работал. Сейчас живет в соседней татарской деревне. До нее отсюда всего три километра.

- Неужели это он? - не удержался Макс, вспоминая рассказы Натальи Игнатьевны о лихом, молодом кучере Салихе.

6

Полдень еще не наступил, когда они подкатили к дому, где жил со своей большой семьей Салих Гайсин. Сам он в это время сидел возле палисадника на самодельной скамейке и безучастно глядел куда-то в сторону. Справа, упираясь одним концом в землю, другим - в палисадник, стоял посох. На лысой его голове ярко блестела на солнце разноцветная тюбетейка, которая очевидно, помогала ему общаться с аллахом и одновременно спасала от жары. Белая, как лен, остро-угольная борода его настолько поредела, что сквозь нее свободно просматривались тонкая изрезанная морщинами шея и тощая впалая грудь. Годы взяли свое. Салиху уже давно перевалило за девяносто, и вся его почти вековая жизнь сейчас просматривалась как на ладони.

Одновременно Макс и Серафим подошли к одиноко сидевшему старику, вежливо поклонились. С любопытством посмотрев на элегантно одетого гостя, Салих предложил обоим место рядом на скамейке. А когда узнал, кто гость, неловко засуетился, а затем, словно опомнившись, любезно пригласил всех в дом.

- Трудно в это поверить! - молясь, то и дело поднося ладони к лицу, твердил он. Вот не ожидал!.. Не ожидал! Ну, проходите в комнату, устраивайтесь. А я-сейчас. Фаина, где ты? Поди-ка сюда! Гости у нас!

Откуда-то торопливо вышла уже взрослая младшая его правнучка. Салих сказал ей что-то по-своему, и она тотчас удалилась. С кухни стал доносится звон посуды, а уже через некоторое время она снова вошла и пригласила всех к столу, который был накрыт в саду, в тени под яблоней.

Макс был поражен гостеприимством хозяина, и с удовольствием принял приглашение.

За столом Салих подробно расспрашивал Макса о дальнейшей судьбе Натальи Игнатьевны и всех ее близких, которых хорошо помнил. Слушал он внимательно, часто переспрашивал, когда что-то не понимал, или не расслышал. Макса, в свою очередь, интересовали тогдашний образ жизни людей, отношения их, а также род занятий и многое другое; и в этой единой цепочке бытия он, конечно же, старался отыскать ту роль, которая отводилась его предкам.

Разговор продолжался и после того, когда дед Салих поставил на стол перед Максом доверху наполненный домашним вином хрустальный бокал.

Макс тотчас взял бокал в руки и стал рассматривать его со всех сторон, поглядывая удивленно на хозяина. И вертел до тех пор, пока не убедился, что бокал принадлежал когда-то их семейству и входил в число тех шести, пять из которых хранятся у них дома, в Швейцарии.

Салих, как ни в чем не бывало, смотрел на Макса, стараясь прочесть его мысли.

- Ничего не могу понять, - наконец сказал Макс, рассматривая фирменный знак внизу хрусталя, - но мне кажется, я не ошибаюсь. - Откуда у вас этот бокал?

С тех пор прошло восемьдесят лет, но Салих Гайсин помнил об этом дне все до мельчайших подробностей. Хрустальный бокал случайно нашел он в оставленном барыней старом шкафу и взял его на память. Об этом, а также о том, как еще накануне революции, на самых лучших рысаках, в последний раз вез барскую семью в губернский город Зыбинск, рассказывал он гостю.

Все эти разговоры и история с хрустальным бокалом растрогали Макса, и он в какой-то момент даже почувствовал причастность к тем событиям. Поднявшись, он произнес за встречу тост и выпил до дна содержимое бокала.

- Господин Макс! - неожиданно услышал он голос Салиха, державшего в руке потертую записную книжку, - прошу написать ваш швейцарский адрес. - Когда меня не станет, вам это хрустальный бокал пришлют другие. Пока же эта вещь помогает мне жить.

Макс ничего на это не ответил, но домашний свой адрес написал.

Разговор подошел к концу, настало время уезжать. Поблагодарив доброго старика Салиха за хлеб-соль и, попрощавшись, все вышли из дома.

Время уже откатилось далеко за полдень, и жара начала спадать. Машина, мелькнув, скрылась за поворотом, а старик, облокотившись на самодельный посох, все еще продолжал стоять на одном месте.

Возвратившись, Серафим и Макс сели на брезентовый плащ, который по-прежнему лежал под ветвистым вязом, и закурили. А через несколько минут Макс поблагодарил Серафима за оказанную услугу и, попрощавшись, пообещал завтра снова приехать.