Журнал "Город", 2002, № 3(7). Анастасия Харитонова

В белую тишь глубочайшего сада С книгой вьгйду.
Помню лишь то, чего помнить не надо - Помню обиду.
И не утешится сердце счастьем, Боже мой правый...
И не утешится сердце участьем И даже славой.
Зря мы с премудрым Создателем спорим - Он нас жалеет.
Сердце утешится только горем - Окаменеет.

Осень
А счастья не было и нет..
А. А. Блок

1.
О, покрытое тучами небо,
На тебя ль перед смертью глядим?
И сытнее крестьянского хлеба
Задержавшейся осени дым
Среди улиц, разубранных грубо,
С фонарями под старину,
Прямо в душу пахнет, как из сруба,
Тьмой, укутанной в тишину,
И открытые церкви не краше,
И на папертях черных - вода.
Таково ты, отечество наше,
Потерявшее все навсегда.

* * *
"... Тем ягодам не зреть на сломленных ветвях"
- Запомнил я сквозь сон навязчивую строчку
И тут же позабыл, оставив второпях
Пометку на листке - пустую оболочку.
И вот, пока я жил, блуждал в чужих краях.
Надежды растеряв и старясь в одиночку.
Строка вдруг проросла-
".. .на сломленных ветвях
Тем ягодам не зреть", - в судьбе поставив точку.

* * *
И море остыло.
И лодки забыты.
И пляжи до лета фанерой забиты.

Так значит, как раньше, так значит, как прежде,
Вдвоем не бродить на пустом побережье,

Так значит, уже не сбежать нам с тобою
К веселому морю веселой тропою,

Не плыть, не лежать на заброшенном пляже,
Касаясь волны, словно пенистой пряжи...

Что было - прошло.
И все реже и реже
Мне верить погоде и верить надежде.

То хрупкое лето волною разбито.
И море остыло.
И гавань размыта.

Ржавеют в воде ненадежные сваи.
Кричат о беде перелетные стаи.

Я выйду на зов.
Постою на причале.
Прочнее, чем эта, не будет печали.

Пройдет теплоход и в дали растворится.
Ничто не вернется и не повторится.

В церкви
Язык мой нем, глаза незрячи,
Душа убога и пуста.
Когда беру я в церкви сдачу
От купленного мной креста.

В полупустом холодном храме
Я озираюсь, словно вор.
И медными звеня деньгами.
Гляжу в глаза святых в упор.

Как недоступны эти лики!
Какая бездна пролегла
Между носившими вериги
И тем, кто чужд добра и зла!

А рядом - молятся старухи
За тех, кто жалок и убог.
И милостыню ждет безрукий,
Ушанку примостив у ног.

И я стою, сутуля плечи,
Как будто в мир попал другой,
И машинально ставлю свечи
За упокой, за упокой...

Молитва
Затем ли эпоха глагола стрелять
Рассеялась с поздним рассветом,
Чтоб время настало глагола урвать.
Считаясь свободой при этом?
Дай сил же мне,
Господи, верить и жить,
Твердя до последнего вздоха:
"Настанет эпоха глагола любить,
Настанет такая эпоха!"

* * *
НА.
В Москву! В Москву! А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань...
Заря за окнами зарделась
- Больная чахлая герань.

Об этом грезилось нам разве
В лугах, где травы и цветы?
В столице суетной погрязли
Провшщиальные мечты.

Нет, лучше бы, чем здесь скитаться.
Лысеть и стариться, друг мой,
- В цветущей юности болтаться
В петле курчавой головой.

Возвращение
Холодная осень...
А Бунин - с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.

Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше - чужие на всем имена.
От Божьего храма и старого рынка
Осталась помойка. Не те времена.

Он смотрит устало, с тоской эмигранта.
На милую родину. Прах деревень.
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладет свою ношу на пень.

А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, все та же листва,
И дождик идет затяжной, леденящий...
Холодная осень. Россия. Москва.

Срубленное дерево
Как часто дереву случалось,
Когда придет его пора,
Цвести в саду,
Но оборвалась
Жизнь под ударом топора.
С тех прошло и лет немало.
И сад зарос давным-давно.
Но я запомнил, как лежало
И мертвое цвело оно...

* * *
Посередине октября
Денечек летний -
Комарик в капле янтаря,
Смоле столетней.

Храни его, как талисман,
Таскай повсюду
В знобящий дождик, и в туман,
В свою простуду.

И может быть на склоне лет.
Когда-то, где-то
Ты извлечешь его на свет -
И вспыхнет лето.

Воспоминаний дивный бред
Волной накатит.
И ты припомнишь...
Впрочем, нет, Довольно, хватит!

Все это сон, самообман,
О чем тут плакать? Молчи.
Забудь про талисман
И топай в слякоть.

Голубь, зазевавшийся у трассы,
Сдуру угодил под колесо.
Из обыкновенной птичьей массы
Именно ему не повезло.

Птицу подобрав с проезжей части,
Я под пьшьным деревцем зарыл.
В наше время это ли несчастье?
Пара окровавленная крыл.

Задача
Дожди помножит осень
И вычтет стаи птиц,
Она, как цифра 8,
Без края и границ.

Под общий знаменатель
Слетит, упав у ног,
Передний обитатель -
Продрогнувший листок.

Но смысл простой задачи
Понять не сможешь ты...
И смотрит осень, плача,
На сумму пустоты.

* * *
Тот пруд, в который я глядел,
Давно засох и опустел.
Но помню я: к нему с обрыва
Сбегала девочка счастливо,

И в воду падал первый цвет
С той яблони, которой нет,
И детства день был чист и бел,
Тот пруд засох и опустел...

Но мне дано воображенье -
Вернуть живое отраженье:
Обрыв, и девочку, и сад,
И яблонь дымчатый закат,

И облетевший с веток цвет,
Запорошивишй детства след,
И день, что был когда-то бел,
И пруд, в который я глядел.

* * *
Я больше не прислушаюсь к шагам,
Мне все равно: твои они? чужие?
Я выйду в сад полуночный и там
Вдруг обрету спокойствие впервые.

Слетают листья поздние к ногам,
Свисают звезды - гнезда золотые.
Но пусть в великолепный этот хлам
Теперь поверят юноши другие.

* * *
Заденет бабочка крылом -
Ты отшатнешься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички,

И ты замрешь, едва дыша
Среди дорожного надсада,
Психея, бабочка, душа,
Как ты попала в ад из сада?

И за какой невинный грех
Тебе судьба - стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.

Пока еще не так темно,
Пока еще в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света

* * *
Л.
Какой неторенной тропой,
Восстав из тлена,
На Страшный суд пойдем с тобой
Во тьме вселенной?

Все, чем мы жили - нашу плоть,
Объятья, взгляды
Испепелит в свой час Господь,
Не жди пощады.

Но ты и на краю земли,
В саду распада
Рассльшшшь голос мой вдали
Сквозь муки ада:

- Любимая, как я любил
Мир этот грешный,
Не променяв на пару крыл
Наш полдень вешний.