Евгения Калашникова знали все тольяттинские литераторы, а его песню "Случай на турбазе" (см. публикацию) до сих пор на туристических и бардовских слетах распевает полстраны. Судьба сложилась не лучшим образом: две судимости, масса профессий, мест работы и жительства. Последние годы Калашников попросту бомжевал, лишившись жилищаи окончательно спившись. По слухам, он умер несколько лет назад прямо в прихожей главпочтамта, похоронен на городском кладбище в казенной безымянной могиле под неизвестным номером. Место захоронения Евгения Калашникова установить не удалось: документы он утратил много лет назад, поэтому был похоронен как неопознанный труп.
Неоднократно он передавал, всякий раз прощаясь перед смертью, свой архив различным людям, затем снова его забирал. Эта публикация - все, что оста¬лось от человека, все, что нам удалось собрать из немногочисленных разрозненных источников. Некоторые произведения пришлось реконструировать по нескольким публикациям, хотя авторская воля, авторская версия нам теперь уже никогда не будет известна.
Двадцать лет назад у него были ученики, которых он учил науке жить и игре на гитаре. Тольяттинские пацаны боготворили Калашникова. В последние годы жизни многие старались его избегать: он стал неопрятен в быту и социально опасен. Вот только остались песни и стихи. Да и их, наверное, со временем забудут...
B.C.
Вспомнить бы...
Тихий причал белым покрыт Инеем.
Ночью в порту звезды горят Синие.
А среди звезд бродит луна Полная.
И в тишине плещет вода Черная.
Днем за окном бродят дожди Нервные,
В сетке дождя спят корабли Серые.
Сквозь клочья туч солнца лучи Добрые.
Руки твои, губы твои Вспомнить бы.
Помню тот день, что нам грозил Полночью.
Первый рассвет первой весны Солнечный.
Старый Смоленск. Улицы спят Снежные,
А на губах имя твое Нежное.
Помню вокзал. Рельсы гудят Синие,
Грохот колес, окна сплошной Линией.
Холод ночей, письма твои Теплые.
Руки твои, губы твои Вспомнить бы.
* * *
Пусть приснится тебе дорога,
Где плывут вереницы огней.
Неожиданного - очень много,
Долгожданного - хоть убей.
Пусть приснится тебе дорога,
А сегодня пошел первый снег.
Как медведь, заберусь в берлогу,
Только ты вспоминай обо мне.
Последний листок
Не грусти, что прошло бабье лето,
И не думай, что я одинок.
Просто осень в лицо, как монету
Мне швырнула последний листок.
Плыли дни трафаретами строчек.
Вечера, как пустые гробы.
До беспамятства памятной ночью
Я поверил в стеклянность судьбы.
Жизнь теперь - это зал ожиданья.
Чемоданы несказанных слов.
Ты твердишь, что нужно расписанье.
Расписанье попутных ветров...
Что-то не спится
Что-то не спится,
Снова не спится.
Словно знакомых
Печальные лица,
Ветки черемух,
Мокрых черемух,
Плавают в темных
Оконных проемах.
В дождь выхожу я,
В ночь выхожу я,
Мокрым ореховым
Парком брожу я.
Вдруг за орехом
Тихо, как эхо,
Вздрогнула темная
"Комната смеха".
Темная Комната,
Полная Смеха...
Милая, надолго ли?
Милая. Надолго ли?
Или снова маяться?
Ждать ночами долгими
И опять отчаяться.
Все дожди отплачутся,
Все ветра отстонутся,
Верить до чудачества
В то, что не исполнится.
Милая. Надолго ли?
Или снова крест нести?
Жить чужими толками
О твоей неверности.
И опять дождями лить
Будет ночь-бездомница,
По каналам памяти
Наплывет бессонница.
Милая. Надолго ли
Этих рук волнение?
Или снова толко лишь
На одно мновение?
Все дожди отплачутся,
Все ветра отстонутся.
Верить до чудачества
В то, что не исполнится.
Благодарю, что не стала супругою
В свитере модном, в джинсах поношенных
Бродишь, влюбленные в улочки узкие,
Желтый мольберт на ремне, переброшенный
Через плечо, как шарманка без музыки.
Грива волос, по-осеннему пахнущих
Дымом костра и опавшими листьями,
В мир напряженно глазищи распахнуты,
Полные людям неведомой истины.
Катит такси, но не надо, не жди меня.
Осень хрустальная льется по-прежнему,
Только нельзя, я клянусь твоим именем,
В светлый твой храм-убежденному грешнику.
Сто моих прошлых грехов позабудешь ты
(Мало ли их возле каждого вертится!),
Но не простишь совершенное в будущем.
Милая, нету такой индульгенции.
Пусть остаются осенней незримою
Тайной и сном твои груди упругие.
Благодарю, что осталась любимою,
Благодарю, что не стала супругою.
Знак вопроса
Все это было только раз... Тревожная, как знак вопроса, Тобой наполненная осень Стояла в городских дворах.
Как пропасти, зияли дни, Но осень шла легко и просто, На грани идолопоклонства По тонкой жердочке любви.
Тот вечер, падающий в ночь, Как самолет, входящий в штопор, И с губ срывающийся шепот, И пол, ушедший из-под ног.
Колокола на склоне дня Твое вызванивали имя, А дни все шли неотвратимо, Неповторимо для меня.
Мы умираем только раз, Когда уходим впопыхах Осенним вечером морозным, И тихо высохшие слезы Вдруг стянут кожу на щеках.
Актеру
Тихо опустится занавес пыльный,
Аплодисментов затихнут хлопки.
Выйдешь на улицу. Тихо, пустынно,
Только бессонных такси огоньки.
Пахнет весной, теплым снегом и гримом,
Звонко щебечет ночная капель,
Звезды в извечной своей пантомиме
Крутят над спящей землей карусель.
Кончился день, напряженный и нервный.
Бледной луны одинокий софит
Чуть освещает "Сегодня премьера"
На белизне театральных афиш.
Смолк поздравлений оркестрик нестройный,
Вылился трепет восторженных слов,
А на душе хорошо и спокойно,
Будто иначе и быть не могло.
Пьяный сосед
- Уединиться! Убежать! Уйти! Уехать!
- Что случилось?
- Финита! Старость наступила.
- В твои-то годы? Будет врать!
- Но я не чувствую весны, Я разучился удивляться И неожиданно влюбляться В прекрасных женщин.
- Ляг, усни.
- И это все, что мне осталось? Я не хочу как раб, как скот!
- Ты ляг, поспи - и все пройдет.
- Нет, это старость, старость, старость!
Она сказала: "Боже мой! Какой ты все-таки, однако..." А он полночи за стеной о чем-то бормотал и плакал.
Апельсин
1
Квартирка. Вечер. Яркий свет Зажат в квадрате голых стенок. Стол. За столом сидит поэт. А перед ним лежит проблема -Большой красивый апельсин (Ему последних денег стоил). Но съесть его совсем один Поэт не может. Так устроен.
Есть телефон, но он не псих, Чтобы звонить куда-то другу И пригласить на апельсин. А может быть... Не так уж глупо! Ведь есть возможность подарить! Напротив здесь живут в соседях -"Ох, наказанье, а не дети". Одной - шесть лет. Другому - три.
- Простите, не могли б позвать Вы на минутку Альку с Олей?
- Нет. Алик уж ложится спать, А Оля - в музыкальной школе.
- Ну, хорошо, скажите им, Чтоб почаще заходили, И передайте апельсин.
- Спасибо, мы уже купили Сегодня восемь килограмм Таких же точно апельсинов, -
И взгляд брезгливый - по ногам, На старый свитер, на щетину...
Ну, что ты покраснел, поэт? Как будто милостыню просишь? В твоих глазах застыла осень, А на губах застыл ответ. Закрыли дверь перед тобой... Ну что? Идем "искать по свету" И вновь потащим за собой Больное счастье - быть поэтом.
2
Квартирка. Вечер. Яркий свет. Без изменений. Та же сцена: Стол. За столом сидит поэт. А перед ним лежит проблема. А, может быть, не врали сны? Что в этом, черт возьми, такого? Есть телефон, есть апельсин. Итак, сначала было слово...
- Алло! Принцесса! Это добрый джин.
Оставь плиту. Смотри, какие звезды.
Там дремлет вечность. Здесь проходит жизнь:
Нет, не чудю. На этот раз серьезно. Есть апельсин - прекрасный, как любовь. Съесть не могу. Кому вручить - не знаю.
Согласен. Да. Позарится любой, Но мне зачем любой или любая...
Муж? Недоволен?.. Что ж, клянусь тобой И нашим будущим прекрасным сыном-Не позвоню до крышки гробовой... Но как же быть мне с нашим апельсином?
Кто? Соломон? Проходит все? И сны? Ну что ж, прощай. А на моей могиле Поставь большой гранитный апельсин, Как символ Соломонова бессилья...
Поэт, опять ты несерьезен. Какие ритмы сердце бьет? Ведь ты не можешь без нее -Скажи? Но о-сень, о-сень, о-сень...
3
Квартирка. Стол. Открыт балкон. Все остальное - как и прежде. И как последняя надежда Звонком взорвался телефон.
- Привет!
- Привет.
- Как жизнь, поэт? Последний твой любовный бред Еще с тобой, поэт?
А может, это пьяный бред?
А у вина приятный цвет?
А от нее все тот же свет?
Тот тайный свет! Тот нежный свет!
А может просто: рубишь свет,
Губами - в губы, и - привет!
Ну, а когда встает рассвет, Тебя уж нет...
Прости! Забыл! Среди искусств
Ты ценишь только нежность чувств.
Ура! У нас нет цен. Есть цель!
У ней пастель, а не постель,
Не грудь, а грусть, не страсть, а страх,
А ты живешь в своих стихах!
Поэт-монах! Ах-ах!
Поэт, зачем тебе жена?
Одна - одна, с тобой - одна.
И плачет в окна. И до дна
Свет лунный пьет, как ты вино.
Иль вдохновенью все равно,
Что день - как ночь, что ночь - как ноль?
Иль вы там с Музою давно
На боль чужую наплевали?
Что видишь сквозь стакана дно?
Той ночи дно? Другую ночь?
А может, дно ее печали?
А как друзья?
Пускают в дом?
Все так же балуют рублем?
Иль раскусили? Так пойдем,
Куплю вина и "Примы".
Ты на себя взгляни, мой друг.
В рванье ботинок, свитров, брюк.
С опухшей мордой, с дрожью рук,
С такой-то лысиной - любимый?
Ну, ладно, я спешу, поэт.
Что? В апельсинах? В общем, нет...
- Заметно! Все! Привет!
4
Квартирка. Вечер. Яркий свет Зажат в квадрате голых стенок. Стол. Над столом висит поэт. А на столе лежит проблема...
Случай на турбазе
Мы в то лето вместе с Васей
Отдыхали на турбазе.
Я из Волги не вылазил,
Если бражки долбанул -
Что нам рифы, что нам мели,
Отдыхали, как хотели.
Возмужали, загорели,
Правда, Васька утонул.
Через полчаса с турбазы
Притащили водолаза.
Разбудили, но не сразу,
Он глаза открыл, икнул,
И "тройного" влил в аорту -
Сразу видно: парень тертый,
Спец, отличник, мастер спорта.
Правда, тоже утонул.
Прибежал директор базы:
"Не видали водолаза?"
Все духи украл, зараза!
Всю похмелку умыкнул!
"Ох, найду!" - кричит - и в катер.
Там с разбегу дернул стартер,
И умчался на фарватер.
Там, конечно, утонул.
Ставьте рубль - ставлю стольник -
Здесь Бермудский треугольник!
За покойником - покойник!
Я как крикну: "Караул"!
Из кустов в одном погоне,
Весь в репьях и самогоне,
Прибежал товарищ Пронин,
Этот сразу утонул.
А потом тонули ходко
Врач и повар с пьяной теткой,
Рыбнадзор - тот вместе с лодкой,
Ближе к вечеру - вообще:
Две комиссии с завода,
Все туристы с парохода.
И ведь канули, как в воду -
Ни привета, ни вещей.
К ночи сторож появился.
Ничему не удивился.
Говорит: "Ты что, взбесился?
Видишь Волгу? Там вчера
Поздно ночью посередке
Затонула баржа с водкой.
Может, сплаваем в охотку?
И гуляем до утра!"
БРОДЯГИ
Пролог
Мы-бродяги. Мы-изгои.
Принимать всерьез не стоит
Нас, щетинистых и грязных.
Мы живем на новостройках,
Пристанях и в теплотрассах.
Днями воле магазинов,
У ларьков пивных и винных
Мы маячим, и прохожим
Оскорбительно противны
Наши каторжные рожи. Мы - бродяги.
Днем и ночью От Архангельска до Сочи
Все наряды всех милиций
Мимо нас проходит молча,
Отворачивая лица.
Мы-никто. Мы-пена, плесень,
Дрянь, испитая донельзя.
И о нас, как о наценках,
Только вскользь заметит пресса.
Нас - ноль-ноль-ноль-ноль процента.
Кто-то в строчки конституций
Тычет - мол, пора очнуться! Опустились!
Видеть тошно!.. Невозможно!
Нам вернуться К прежней жизни!
Не-воз-мож-но!
Да! Нам хочется в уюты,
В душ и в два горячих блюда
Сходу влезть голодным рылом,
А на третье - в сладкий пудинг
И - в перины, как в могилу.
Да, нам хочется влюбиться
И иметь не рожи - лица!
И друзей, и все такое...
Что ж нам - заново родиться?
Мы - бродяги, мы - изгои.
Часть I
Оставив детства милый берег,
В Житейском море, сквозь ветра
На корабле под флагом Веры
Мы плыли к берегу Добра.
Одних изрядно укачало,
Другие - дрались у руля,
Когда девятибалльным шквалом
На нас обрушилось: "Земля!"
Ура! Земля! Нам, желторотым,
Восторженным, еще вчера
Любая суша в этих водах
Казалась берегом Добра.
Их много кинулось на сушу
С одним желанием - пожить!
Наш "SOS" - спасите Ваши души -
Для них звучал все тише, глуше...
Они остались. Без души.
На корабле под флагом Веры
Мы вновь подняли паруса.
Как назывался этот берег? "Запретный плод"?
Иль "Райский сад"?
Прочь! Как бы он ни назывался,
Там души рассыпались в прах.
Бог вам судья, всем, кто остался!
Мы плыли к берегу Добра.
Все земли, острова и страны
Прошли мы в поисках Мечты,
Нас ураган трепал на вантах,
Нас месяцами мучил штиль...
Шли годы. Годы!!! Утром ясным
Казалось: наша цель близка,
А к вечеру надежда гасла
И умирала, как закат.
Но каждый день был днем рожденья.
Лишь ночью, стоя у руля,
Мы слышали, как червь сомненья
Грызет обшивку корабля.
И многие лишались Веры.
И выбирали, наконец,
Кто - горную страну "Карьера",
Кто - бухту "Золотой Телец".
А открыватели америк,
Завидев издали маяк,
Торжественно сошли на берег
У тихой пристани "Семья".
На корабле под флагом Веры
Мы плыли к берегу Добра,
Но у людей сдавали нервы
И в душах зарождался Страх:
Куда плывем? Мечта - мечтою,
А нам по тридцать с лишним лет!
Вдруг все окажется пустое?
Какой же мы оставим след?
Чем оправдаем эти годы?..
И - побежали. Кто как мог!
К любой земле! Куда угодно!
Лишь только б был конкретный Бог.
Мы отпустили всех.
Осталось Ноль-ноль процента.
И тогда Мы повернули круг штурвала
И взяли курс на Никуда.
Все острова в морском просторе
Мы изучили, как букварь.
И, наконец, в открытом море,
Где нас качал за валом вал,
Мы поняли, что это - враки!
Нет в мире берега Добра!
Мы с грохотом отдали якорь
И молча выбросили трап.
Нам не вернуться к вам. Химеры!
В душе сгорело все дотла.
На корабле под флагом Веры
Мы навсегда спустили флаг.
Нам не вернуться к вам. Не смогут
В нас рядом жить Добро и Зло.
Мы подожгли корабль, и к Богу
Лишь черный пепел вознесло.
Мы плаваем в Житейском море,
И долго нам не протянуть.
Но не нуждаемся в опоре
И не торопимся тонуть.
Послушайте, не станем спорить!
Пусть будет нашим личным горем
Наш долгий и ненужный путь.
Часть II
Бродяги мы. Не путайте с бичами,
Которые от водки одичали
И бросили детей, семью, работу.
Лишите их спиртного на два года -
Они, ей-богу, жить начнут сначала.
А нам давайте хоть портфель министра -
Откажемся. Увы, не видим смысла.
Ведь нам, бродягам, веру потерявшим,
Ее ни в прошлом нет, ни в настоящем,
Ни в будущем. И мы спешим напиться.
Вино - лекарство от самоубийства.
От этой пропасти, в которую однажды,
Лишь оттого, что не смогли ответить,
Зачем живете вы на белом свете,
И вы взглянули! Но, отпрянув нервно,
Схватились в страхе за любую веру.
А что есть "вера"? Это лишь страховка,
Мираж, самообман довольно ловкий.
И если по большому счету мыслить,
Коль Веры нет, так нет и смысла в жизни.
Пора бы человечеству признаться, Что смысла нет!
Удел цивилизаций - Лишь саморазрушенье.
Так к чему же Своим трудом стараться этот ужас Приблизит
Что за Вера Спасет наш мир?
Опять назад? В пещеры?
Слова, слова... А мы теперь у края,
Себя уже живыми не считая
И мертвыми не числя, ждем с тоскою Лишь Чуда.
Мы - бродяги. Мы - изгои.
Часть III
Одетые в куртки из кож
И в джинсы, с улыбкой лакеев,
Ханыги стоят у ларьков
И просят по двадцать копеек.
Пусть им подают иногда,
Мы лучше подохнем в овраге.
Заметили вы, что бродяги
Не просят у вас никогда?
Вот кто-то небрежно, как кость,
Нам бросит пустую бутылку
И вдруг, с подступившей тоской,
Нас тут же облает постыло.
Стоим мы средь матерных слов
С глазами побитой дворняги.
Заметили вы, что бродяги
Не могут ответить на зло?
Но как они ждут и хранят
В изломанных, выжженных душах
Хоть просто отзывчивый взгляд,
Хоть импульс на добрый поступок.
Калеку ли пустят вперед,
Расскажут ли странную небыль,
Швырнут воробьям корку хлеба,
Собаке дадут бутерброд.
Стихи прочитает поэт
Иль трагик из местной бодяги -
Ах, как это любят бродяги!
Заметили вы или нет?
Они бесконечно добры,
Они бесконечно ранимы...
Ах, как непонятны чужие миры:
Поэты, бродяги, дельфины..
На черные лица легли
Морщины как тайные знаки.
О чем? Это знают бродяги -
Родимые пятна Земли.
А люди спешат и спешат
В дома из бетона и стали...
Эй! Люди! Мы-ваша душа!
Зачем же вы нас... потеряли'
Эпилог
Звенящее утро. Хрустящие лужи.
В них солнце сверкает, как сотни жемчужин.
Все кончено. Знаю. Могло быть и хуже.
А ужас? Где ужас, что я умираю,
Вот здесь, на асфальте, распятый судьбою,
"А может быть, кто-нибудь дом его знает?"
О, нищие люди! Теперь я спокоен.
Мой дом - это детство. Мой дом - это юность.
Мой дом - это губы двух девушек юных.
Мой дом - это солнце над нашей планетой,
Где нет ни границ, ни замков, ни запретов.
Мой дом - это вы! Не поймете? Тем хуже...
Звенящее утро. Хрустящие лужи.
Петр
Гуляет царь. Гудит Москва.
От колокольного безумья Дрожат боярские дома в облезлых изразцах.
Гуляет царь. Гип-гип, ур-ра! И с грохотом сосульки -
По деревянным мостовым у царского крыльца.
В палатах гвалт, в конюшнях свист, в угаре дворня, царь в ударе.
Усы как взрывы из мортир на паперти лица.
"Бояр - на козлы!" И они (наяривай, бояре!)
Бегут, потея и крестясь, с постельного крыльца.
Поют волынки, вьется снег, в санях, устеленных коврами,
По нервам стольников, дворян, ярыжек и купцов.
В козлиных шкурах, налегке и с неприкрытым срамом
Его Величества Петра Потешные войска.
Гуляет царь! Гуляет страх! По избам, теремам, лабазам,
Летит, горланит по Москве похмельная тоска,
Гуляет боль, гуляет вдоль темниц, колес, приказов,
Позорных кольев, свежих плах и виселиц стрельцов.
"Побереги-и-ись!" Там, впереди султаны, крымские татары,
Короны, земли и моря - все под ноги Петру.
Летит в расхристанных санях по переулкам старым
Твой царь, твой гений, твой палач, твоя надежда, Русь.
Поэт
Когда? Болтать не буду зря,
В соседях жили два царя.
И вот на дружеской пирушке
Один другому на штаны
Случайно опрокинул кружку,
Второй потребовал войны.
Там был поэт. Он вынул дудку
И, словно в рог войны трубя,
Пытался обратить все в шутку.
- Уйди, поэт, не до тебя! -
Так грозно крикнул пьяный царь,
Что чернь попадала с крыльца.
Три дня ни царь и ни боярство
Не выходили из палат.
И вскоре кузницы по царству
Ковали гибельный булат.
Тогда поэт перед народом
Встал на колени и, скорбя,
Запел о будущих сиротах.
- Уйди, поэт, не до тебя! -
Махнув рукой, сказал народ
И утром выступил в поход.
Сошлись два войска. Брат на брата.
И кровь - за кровь, и смерть - за смерть.
Ни правых нет, ни виноватых.
Но кто-то должен умереть.
Что сделать мог поэт безвестный?
И он, всех ближних возлюбя,
Остановить пытался песней...
- Уйди, поэт, не до тебя! -
Вскричали грозные цари,
И вновь сошлись богатыри.
Когда на празднестве победном
Царь в окружении льстецов
Пил сладкий мед из кружки пенной,
Придворных слушая певцов,
Вошел поэт, как хмурый вечер,
И струны лиры теребя,
Запел о павших в грозной сечи.
- Уйди, поэт, не до тебя! -
Взвопили с четырех сторон
И выгнали поэта вон.
И весь рассказ.
А вы хотели, Чтобы поэт исправил век?
Да полно! Кто он, в самом деле?
Никчемный, жалкий человек.
Графоман
Тольяттинским поэтам посвящаю
Не получается строка!
То слишком вычурно, то пресно,
То надо чуточку урезать,
То снова слишком коротка.
Смотрю в окно, шепчу слова.
Лежат сугробы грязной ватой,
Пришел огромный экскаватор,
Рычит и роет котлован.
Не получается строка!
Идет неделя за неделей. Грядет весна.
Лежу в постели И жду ответа с потолка.
Тетрадный лист кристально чист. Весна в разгаре.
В котловане Стоит законченный фундамент И КРАЗ подвозит кирпичи.
Не получается строка! За сигаретой сигарета.
И лето скоро канет в Лету, А я валяю дурака.
Привычны звуки за окном.
Там этажи растут упрямо,
Как будто мощным крюком крана
Их поднимают день заднем.
Не получается строка!
Она выходит глупой, лишней,
А зачеркнуть четверостишье
Не поднимается рука.
Приходит осень. Новый дом
Стал моего намного выше,
Надел серебряную крышу,
И кто-то поселился в нем.
Дурак
В старом городе известном
Жил да был один бедняк.
Он для сказки интересен
Только тем, что был дурак.
Никогда не плакал сроду,
Только песни распевал,
Есть захочет - шел работать,
Не захочет - так гулял.
У других водились деньги.
Одевались кто как мог,
А дурак - что в воскресенье,
А что в будни - без сапог
И без шапки, с голым пузом
Целый день собак гонял,
Говорил, что деньги - мусор,
В общем, дурака валял.
И однажды, на смех курам
И на радость дуракам,
Распоследнейшую дуру
Счастья не было, и все тут!
Ну везет же дуракам!
А они прекрасно жили:
Гостевали - так втроем,
Денег нету - говорили:
"А без денег проживем!"
Раз ненастье - так ненастье,
Босиком-так босиком...
Знаете, а это - счастье
Быть хорошим дураком!
Электричка
Сквозь мое отраженье в стекле
Тридцать первая осень мелькает.
Отраженье мое - мать честная! -
Ты живешь тридцать лет на земле.
Сквозь тебя пролетели года,
Песни, женщины, весны и зимы,
Ничего не осталось.
Все - мимо! Суета, суета, суета...
А в итоге - то жил, что не жил.
Вдруг очнулся. Заплеванный тамбур,
Стоя спят незнакомые бабы
И храпит, распластавшись, мужик.
Приведенье! Пустышка! Вампир!
Ты сожрал тридцать лет. Хватит! К черту!
Я с размаха бью в умную морду
И в окошко врывается мир.
В армию
Мне бабье лето шло не впрок,
И соловьи молчали.
И запах кирзовых сапог
Преследовал ночами.
Кричал: "Зачем она нужна?
Зачем повестка, братцы?"
Но понял тут, что мне - хана
И нужно собираться.
Друзья кричали: "Не на фронт,
Отслужишь и вернешься!
Такую пьянку завернем -
За год семь раз сопьешься!"
Я улыбался, пил до дна,
Им подливал, чтоб пили.
Но понимал одно: хана,
Они уже забыли...
Под Новый год на улице
Рождественский мороз.
А в доме - коньячок и шашлычок.
А у подъезда пьяница,
В сугроб засунув нос,
Лежит обледенелым кирпичом.
Чудесный день!
И праздничная легкость в голове,
И можно перед праздничком принять.
А то, что у подъезда замерзает человек,
То нам на это как-то наплевать.
Товарищи тольяттинцы!
Где наше сострадание?
Ведь самый горький пьяница -
Кусочек мироздания.
Товарищи тольяттинцы!
Любезные сограждане!
Я знаю, мы спохватимся,
Но хорошо б - пораньше...
Заснеженные гости,
За звонком звенит звонок,
Кипенье шуток, ворох новостей...
А там, в соседней комнате,
Старушка, съев творог,
Ложится спать, чтоб не стеснить гостей...
Все правильно. Действительно, Ей надо отдыхать.
Чего ей с молодежью ночь торчать!..
А то, что та старушка -
Наша собственная мать,
То нам на это как-то наплевать...
Товарищи тольяттинцы!
Ну, что случилось, братцы?
Мы ж от себя попрятались -
Теперь не достучаться.
Товарищи тольяттинцы!
Любезные сограждане!
Я знаю, мы спохватимся,
Но хорошо б - пораньше...
Ах, ночка новогодняя!
Ах, праздничный пирог!
Все просто и культурно, без затей...
Но вот стучится в окна
Предрассветный ветерок,
И провожаем мы своих гостей.
Они помогут в этот год
Достать автомобиль,
Мы ж знали, кого в гости приглашать!
А то, что они сволочи,
И скушные, как пыль,
То нам на это как-то наплевать...
Товарищи тольяттинцы!
Да что ж мы с вами делаем?
Уже не видим разницы,
Где черное, где белое...
Товарищи тольяттинцы!
Любезные сограждане!
Я знаю, мы спохватимся,
Но хорошо б - пораньше...
Ах, утро! Не вздохнуть
Сквозь химзаводский черный смог-
"Куды же власти местные глядят?" -
Вот здесь живет "афганец",
Он без обеих ног,
Один... -
"Куды глядит военкомат?"
Вот портят центр города
И в МЖК восторг:
"Молчать, вот исполкомова печать!"
А пьяницу под утро
Увезли в районный морг...
А кто за это будет отвечать?..
Товарищи тольяттинцы!
Ну что творится с нами?
Куда ж мы с вами катимся
И чье над нами знамя?
Товарищи тольяттинцы!
Родные мои люди...
Я знаю, мы спохватимся,
Да только поздно будет...