Вадим Леванов позвонил и почему-то очень строго пригласил меня приехать в Тольятти 28 мая на литературные чтения.

- Записывай адрес: Голосова двадцать. К восемнадцати ноль-ноль.

- А что там у вас будет-то?

- Приезжай - узнаешь.

Адрес я записывала на обратной стороне своей черно-белой, оказавшейся под рукой, фотографии. Ну, так получилось. И, естественно, эту фотографию я с собой не взяла. Да вообще никаких фотографий не брала, зачем они мне на литературных чтениях.

Билеты до Тольятти в Старый город были только на 16.30. Было душно. В автобусе меня укачало. Мой попутчик - тренер, в Тольятти должен был судить соревнования по вольной борьбе. Он опаздывал на свои соревнования, по вольной борьбе. Он опаздывал на свои соревнования, я - на свои чтения. Мы ехали-ехали и, наконец, приехали: полседьмого. Тренер вызвал машину. Я позвонила однокурсникам, телефоны Леванова и Смирнова не отвечали. Свою фотографию я забыла взять и адрес забыла.

Куда теперь ехать? Юрий Николаевич все пытался зазвать меня на соревнования и после них в баню, в автобусе написал четыре номера своих телефонов, пятый нарисовал у меня на запястье: "Позвони, обязательно позвони".

Телефоны Вадика и Славика молчали как партизаны. Забыла собственную фотографию, елки-палки. Я стояла на автовокзале растерянная и туго соображала: что же все-таки делать. У меня болела голова и вообще, я устала. За тренером пришла машина.

Юрий Николаевич вдруг посочувствовал мне: "Куда тебя подвезти? - сказал он. - А то, может, сразу в баню?" - подумал про себя. "Голосова, 20, - сказал мне голос и добавил, - а может шестьдесят". "Голосова, 20, - ответила я Юрию Николаевичу и подумала: "Ладно, с 60 потом разберусь". "Голосова, 20", - объявил шофер. Я вышла из машины. Ой, вот оно: Театральный центр. "Позвони, обязательно позвони". "Спасибо-спасибо!"

Я вошла в зал и устроилась в последнем ряду. На сцене артист читал стихи и лез на стол. А вон Вадик Леванов и Славик Смирнов, и Вах Айсин. Ура! Все однокурсники здесь. Артист залез-таки на стол и очень громко с чувством дочитал стихи Кибирова.

Кого-то он мне напоминает, где-то этого артиста я видела. Не знаю, голова что ли совсем разболелась, но будто бы я знала этого парня, и не в другой жизни. Объявили перерыв. Литераторы через сцену ушли, будто утекли, на улицу курить. Я поплелась за всеми. Ребята, я здесь.

В прошлом году мы с Вадимом, Славиком и Вахом окончили Московский Литературный институт. Леванов - драматург, а мы - Вах, Славик и я - рассказчики, семинар ныне покойного Шугаева Вячеслава Максимовича, сирот доводил до ума с третьего курса ректор Есин Сергей Николаевич.

"Сумку можно оставить здесь", - сказали мне за кулисами, указав на гору с рюкзаками. Выхожу на улицу, литераторы вовсю дымят. Конечно, рядом с Вадиком самая длинноногая, самая стройная и.самая красивая девушка из всех присутствующих. "О, привет!" - наконец-то заметили меня свои и полезли целоваться. Первым подошел здороваться Смирнов. "Перехватили", - сказал Вадик.

- А тебе две посылки, обрадовал меня Вах, - из Москвы.

- От кого?

- Узнаешь, - уклончиво ответил Вах.

- Большие! - обрадовалась я.

- Ага, вот такие, - широко развел руки Вах, - еле довез.

И принес из машины Вадика два пакета. Один самодельный конверт из синей блестящей бумаги, в нем открытка и веер от Людмилы Качмарик, жены

Славика Смирнова. А веер какой красивый, мой любимый цвет. Тут всех зазвали в зал, и второй пакет я распечатать не успела.

Вся страна жаждала отметить юбилей Пушкина через неделю. Ведущая вышла на сцену, объявила Пушкина отцом русских графоманов и пригласила читать Лейбграда. Потом вышел Дюша Глебович, который сказал всем свое новое имя, отныне он Айвенго. Но лично мне кажется - совсем не похоже. Дюшу я заочно знала из записок Смирнова, которые в "Одиноком русском писателе". После Дюши читал Смирнов. Ведущая-объявила, что на сегодня программа закончена и мы едем на турбазу, завтра день драматургов, они будут читать свое. Посыпались вопросы: какая турбаза, где находится и кто едет. Ответы были короткие: едут приглашенные, те, что с рюкзаками, например, а как турбаза называется, никто и не знает.

И снова литераторы курили. Я распечатала второй пакет. Он был от ВГИ-Ковской сценаристки Маши Кононовой. Маша вместе с открытками и фотогра¬фиями прислала паучка. Паучок яркий-яркий, зелено-малиновый. Елки, как он похож на Дюшу, то есть Айвенго, так же таращит глаза и такой же ухмыляющийся большой рот.

Отъезжая от Голосова, 20, Вадим засмотрелся на девушек возле подъезда Театрального центра и чуть не заехал на бордюр. "Смотри на дорогу", - посове¬товала я ему. Вадим послушался. В общем, мы отправились на турбазу, названия которой никто не знал. Колонну автомобилей возглавляла милицейская машина, следом старенький автобус ГАЗ, потом Левановская "ОКА", за Вадимом дули иномарки. Я гордо восседала на переднем сиденье в "ОКЕ", с нами в машине - Смирнов и поэт Алексей Алексеев, пытающийся переметнуться к драматургам, потому всю дорогу рассуждающий на эту тему. Видишь ли "...начинающим везет..." - говорил он мечтательно. Из автобуса нам корчил рожи Вах, прижимал нос к стеклу и вращал очами. В общем, пугал.

Милиция, автобус ГАЗ и "ОКА" - это куплет, а дальше грянул припев: Мерседес, Ауди и т. п.

Зачем-то долго кружили по Тольятти. "Дороганов что ли экскурсию заказал", - предположил Вадим, послушно следуя за автобусом и милицией. Неожи¬данно затормозили возле ресторана, где веселилась изрядно выпившая свадьба, захватили кого-то, в смысле, забрали с собой на турбазу. Вах с вещами пересел к нам в "ОКУ". Там, говорит, в автобусе детей полно и потому курить нельзя, с тем и тронулись в путь. Через ГЭС и Жигулевск, ехали полтора часа. Вах хулиганил, много курил, пил пиво и ел рыбу.

Маленько рыбьих хвостов перепадало нам всем. Поэт Алексеев просил Ваха вести себя прилично, не горланить песни, не выражаться по матушке и не посылать его, поэта, а может быть и удачливого начинающего драматурга, подальше, при этом Алексеев от рыбьих хвостов не отказывался. Вах с барского плеча одаривал и его тоже, и даже давал Алексееву немного глотнуть пива из своей бутылки. Вадим сосредоточенно рулил, потом вдруг он повернулся ко мне и спросил: "Ну, как жизнь-то". И мы чуть не завалились в кювет. Вадим справился с ревнивой малышкой "ОКОЙ" и загрустил-нахмурился. Оказывается, ему еще нужно было ехать в аэропорт, встречать драматургессу из Екатеринбурга. Время поджимало, а куда мы, собственно, едем, он не знал. Мы ехали, ехали и, наконец, приехали: Бахилово.

Возле Волги маленькие домики стоят в один ряд. Я представилась девушке, регистрирующей гостей фестиваля. "Вы одна? Тогда не будете возражать, если вы будете жить во втором домике, там женщина с ребенком". О, хорошо, значит, курить никто не будет. Взяла постельное белье, отыскала свой домик. Мои соседи: мальчик Данила, его мама Лена. Мама больше похожа на сестру своему сыну, невысокая милая девушка, которой я бы дала лет двадцать, если бы рядом не было Данилки. Лена принесла обогреватель. Я переоделась и отправилась гулять по турбазе. Шел десятый час. Возле костра суетились девочки из театра, готовили ужин. Я уселась возле костра на лавочку, подошли Смирнов,

Вах и поэт Алексеев, Вадим уехал в аэропорт. Мальчишки отправились к Волге курить, мне было велено караулить ужин, а когда все будет готово - свистнуть.

Стало совсем темно, от Волги шел дух покоя, по-деловому горел костер, в огромной кастрюле варилась уха. Я сидела на лавочке, караулила ужин, глазела по сторонам, и вообще - было очень приятно лениться. К костру подошел актер, что давеча читал Кибирова, его все называли Кульковым. Кульков взглянул на меня и нахмурился, будто начал что-то припоминать. И я подумала: "Если его зовут Славкой, значит, это он". Но Кулькова звали только Кульковым.

Десять лет назад я окончила Самарское училище культуры, с Кульковым Славкой мы учились в одной группе у изверга Малахова, который спроворил меня последнюю сессию сдавать на заочном. Ему натуральные блондинки не нравились, он их просто на дух не переносил, зато Малахов обожал тувинок, сам часто признавался. В нашей группе его любимицей была девушка по имени Джамиля...

Ужин был готов, потому что на стол водрузили огромную бутылку водки. "Тольяттинская" - гордо гласила этикетка. Я двинулась "свистеть" ребят, но их нигде не было. Возвращаюсь к костру: Смирнов, Вах и даже поэт Алексеев с полными тарелками.

Литераторы народ крепленый, тосты говорились поначалу, но пушкинский юбилей возле этого костра не поминали. Я водку не пила, не пью водку, Смирнов тоже не пил, потому что женился в прошлом году и ему теперь нельзя, он "зашился". Наливали из бутылки с помощью устройства "сифон". Она же большая, ее не опрокинуть над рюмкой. Поэт Алексеев на турбазу приехал как бразильский жених, при галстуке-бабочке и в белых штанах. Очень быстро, опрокидывая один за другим (пили стаканами), принял грамм семьсот-восемь-сот, попятился задом, шлепнулся на лавку и уронил голову на грудь. А веселье разгоралось.

"О, что это у вас нога в крови", - указала Елена Гремина мне на мою ногу. Действительно, кровь. Где это я успела? А, наверное, когда через бревно лезла, когда в гости к однокурсникам ходила по тропинке, что рядом с Волгой. "Давай-ка водкой продезинфицируем, так оставлять нельзя, - продолжала Елена. - Ну-ка, Славик, принеси водку", - обратилась она к Смирнову. Смирнов взял со стола чей-то стакан и тряпку, о которую все вытирали руки, и которой вытирали стол. "Ну что ты, Славик, это же все не стерильное!" - возмутилась Елена и принесла здоровенную бутылку сама. Я подставила ногу под пульверизатор, Елена прицелилась и не попала, Славик сморщился. "Славик, не переживай так", - утешала Смирнова Елена, опрыскивая водкой землю вокруг моей ноги. "Ой-ей!" - запищала я от боли, когда Гремина все-таки попала в цель. "Вот, хорошо, что щиплет! - подбодрила меня Елена. - Зато потом болеть не будет. Вот ведь мужики!" - переключилась она на Славика.

Потом мы сидели с Вахом возле костра, рядом в самоваре закипал чай. Артисты грянули рекламно-походную: "Галина Бланка-а!!! - выводил огромный Паша басом. И рядом с ним малюсенькие девушки нежными голосами подпевали: "Буль-буль! Буль-буль!"

Полдвенадцатого закипел самовар, и я, прихватив стакан кипятка, тихонько потопала спать. На турбазе такая же система умывальников как в пионерлагерях, но не подключенная.

Мои соседи в домике уже спали. Было холодно, но я заставила себя раздеться и нырнула под одеяло, быстро согрелась и уснула. Во сне видела нашу турбазу, ослепительной красоты церковь на противоположном берегу Волги, веселящихся литераторов, актеров и парочки влюбленных.

Проснулась утром часов в девять. Стакана воды еле хватило, чтобы почистить зубы и протереть глаза. Ладно, два дня можно и не умываться. Мой сосед из домика "3" стоял возле своего крыльца и бинтовал себе ладошку. Я подошла -предложить свои услуги. С шестого класса я серьезно готовилась посвятить свою жизнь медицине. У меня была зеленая общая тетрадь, куда я записывала историю медицины, дело дошло до того, что я брала толстые умные книжки из библиотеки и переписывала в эту тетрадку, как мыть руки перед операцией. Конечно, я мечтала о карьере хирурга. В школе и даже в ненавистных мною пионерлагерях, потому то там нужно было не отдыхать, а ходить строем, я вертелась рядом с медсестрой. Мне по силам элементарно обработать рану и наложить шапочку Гиппократа. У меня даже грамота есть, которой меня наградили за усердие. Естественно, что я бросилась на помощь. Моим соседом оказался Макс Курочкин из Киева, мы быстро справились с повязкой и отправились завтракать. На костре в кастрюльке готовили лапшу. "Где тушенка? Давайте тушенку!" - командовал девочками певец Паша. Проснувшиеся к этому часу литераторы и актеры, сонно хлопая глазами, ели лапшу по-флотски. Я устроилась на берегу Волги на джинсовой куртке Вадика, которую удачно прихватила из машины. Ко мне пристроилась девочка с красивым именем Алиска. Малышка принесла чай, мы поболтали, и она убежала к друзьям. Данилка с товарищем катался на велосипеде, Алиска упала им на хвост.

Актрисы мыли посуду в Волге, литераторы разбрелись. Ольга Михайлова, Елена Гремина и Михаил Угаров пошли покорять Жигулевские горы, но Елена быстро сошла с дистанции и вернулась на турбазу. Она пыталась было дожидаться альпинистов возле трассы, но редкие автомобили, которые ни за что не остановить, если голосуешь и умоляешь подвезти до города, все как вкопанные остановились перед Еленой и предлагали домчать ее куда прикажет. Пикантная Леночка была этим сильно озадачена и поторопилась вернуться к костру, пусть Михайлова с Угаровым одни лазят по горам. Надо сказать, что я-то тоже Михайлова, когда звали по фамилии Ольгу, я, естественно, волновалась.

На лавочке отдыхали Драгунская Ксения, Гремина Елена, Кладо Катя, рядом с ней Вадим Леванов, потом Вах с пивом. Я и Смирнов дефилировали от костра к лавочке и обратно по очереди. Пришел шикарный кобель. Вроде бы как бежал по своим делам мимо, но зорким глазом умнейшая овчарка высматривала, что там не доели эти сонные праздношатающиеся литераторы. Я ему (псу) принесла немного сыра, он будто бы нехотя взял сыр и всю мою ладошку себе в пасть, пальцы мои выплюнул, сыр с аппетитом съел. "Эх, ты! А нас облаял!" - удивились подошедшие актрисы. Колбаса ему тоже понравилась, но тут пришла хозяйка с хворостиной. "Рей, а ну марш домой!" - приказала она, хлопнув прутом псину по огромному заду. Рей послушался, ничуть не обидевшись. Но немного погодя вернулся, на столе еще много оставалось колбасы и сыра. Хозяйка прибежала за ним минут через пять уже без хворостины. "Такой-сякой, пока я стояла разговаривала, отобрал у меня палку, выбросил ее, а сам вернулся! Рею снова было приказано идти "на место", пес нехотя послушался. С гор вернулись Угаров и Михайлова.

Угаров с Михайловой погнали всех к костру, требуя продолжения литературного фестиваля. День драматургов - так давайте читать драмы. Нехотя, но послушно,, как недавно Рей уходил от сыра и колбасы, литераторы подтянулись и расселись на лавочках возле костра. Дым навязчиво лез в глаза, где бы я ни устраивалась, потому я ушла подальше от костра и села на бревно, которое притащили на дрова. Возле костра неожиданно оказался черный как негр бюст Пушкина.

Читали свое Ольга Михайлова, Вадим Леванов. Рассказывали, что Леванов один из самых читаемых, а главное выбираемых режиссерами современных авторов пьес, что было приятно услышать об однокурснике. Рядом с костром на дереве надрывно орали птенцы, перебивая читку. "Вот видишь, - подвела Елена Гремина Ксению Драгунскую к дереву с гнездом, - видишь, мать прилетела, а дети ее снова сейчас погонят добывать пропитание. Видишь! И она полетела. А куда ей деваться!" Последним взялся читать Смирнов, он выбрал пьесу Айсина "Мемфис" (разговор поэта и прозаика). Когда Славик дочитывал, поднялся сильный ветер, разнепогодилось. "Природа гневается за то, что Бога хулят", - сказала Галина Владимировна о пьесе. "Такая у "Мемфиса энергетика, что буря поднимается". Славик скоренько дочитал, многие убежали одеться потеплее, а то и попросту возвращались, закутавшись в одеяла. Изредка шел дождь, и как-то странно, если дым ел мне глаза где бы я ни сидела, то дождь на меня не попадал. Вах принес одеяло и дал нам с Катей Кладо закутаться, мы стали похожи с ней на сиамских близнецов. Начали готовить ужин, принесли вторую бутылку водки, ту недавно допили. Поэт Алексеев похмелился и уехал в Тольятти, вид у бразильского жениха был изрядно помятый.

Оказалось, была еще одна пара сиамских близнецов. Две актрисы утеплились, нарядившись в огромный желтый сарафан. Мы обнялись и побратались. Возле костра собрался народ. Подъехали гости: еще один Курочкин, только Виктор Алексеевич, а когда представляли Макса, то говорили:

- Вот это Максим Курочкин, он получил премию "Антибукера" в этом году.

- Еще не получил, - робко уточнял Максим.

Виктор Алексеевич пошел удить рыбу, а жалостливая девочка Галя потихоньку отпускала карасей обратно в плаванье, даже если те же не дышали. Потом Галя позвала Галину Владимировну кататься на резиновой лодке, дамы решили взять с собой гребцом Дюшу-Айвенго. Долго с ним вели переговоры на берегу, потом вернулись к костру. "Дюша беду чует, - объявила Галина Владимировна, улыбаясь, - отговорил нас пускаться в плаванье".

На фестивале было человек пятьдесят, то ли бутылки были большие, то ли литераторы разучились пить, но одной бутылки "Тольяттинской" хватило на опох-мележ всех пятидесяти человек. Открыли новую бутылку водки, на этикетке теперь красовалось "Жигулевская"! Дороганов, захмелев, сказал всем, что у него в машине автомат. Захмелев еще больше, признался, что в багажнике у него двадцать восемь автоматов, чуть позже раскололся, что и гранатомет имеется. Вооружайтесь, братишечки штатские! Дороганов пообещал расстрелять из гранатомета Айвенго. Но Дюше было некогда, он дрессировал костер. Растопырив пальцы, страшным голосом говорил в сторону костра: "Ышшш-ша-а!!!" Близорукие глаза под стеклами очков были неестественно огромные, а потому довольно устрашающая физиономия. Огонь не слушался, Дюша стал выражаться проще: "Слушай, дыми иди туда!" - говорил он огню, приказывая рукой, куда костру дымить. Прибежал Рей, покрутился, что-то вынюхивая, и исчез. Был возле костра и свой йог. Всем холодно, а этот бородатый дяденька в одной рубашке. Он принес мне чай: полный стакан заварки и немного кипятка. Но мне все нравилось, все веселило. Я выпила глинтвейн и что-то неожиданно сильно опьянела. Сварили картошку, поужинали, праздник продолжался.

Мы с однокурсниками и Катей Кладо обосновались в седьмом домике и устроили вечер воспоминаний. Закончили институт недавно, много можно было вспомнить забавного... К нам заходил Виктор Алексеевич Курочкин, послушал немного, посмеялся, распрощался со всеми. Наверное, сильное впечатление получила Катя от наших воспоминаний. Общага московского Литературного института не дает о себе забыть. И страшными сказками можно долго пугать друзей. Пришел йог, стал что-то рассказывать Вадиму, а мы с Вахом отправились добывать печенье к чаю. Электрический чайник, большой пакет сахара и заварку ребята уже добыли. Встретили Рея, Вах испугался, вид у пса устрашающий. "Он сыт, не бойся", - успокоила я Ваха. Мы добыли печенье и вернулись. Йог сидел загрустивший и загрузивший Вадима. Посовещавшись с Вахом и Славиком, что нам сделать с йогом, сошлись, что лучше в Волге утопить, подозрений меньше вызовет. Но йог неожиданно засобирался, потому и спасся.

Разошлись под утро. Прихватив кипяток, стараясь не расплескать, я осторожно несла стакан воды. Из-за угла вывернул парень с огромной пластиковой бутылкой пива.

- Девушка, пива хотите? - попытался он меня заинтересовать.

- Не хочу.

- Почему, - отозвался парень.

- Не могу больше.

- А! - успокоился парень. - Тогда давайте поговорим.

- Тоже не могу больше, - отказалась я и добавила, - светает.

- Да, уже рассвело, - поддакнул парень и отстал.

В моем домике каждый вечер прибавлялось по ребенку, вчера прибавилась Алиска, а сегодня пятилетняя Аллочка. Стараясь сильно не шуметь, я завалилась спать.

Воскресное утро было радостное и солнечное, литераторы собирались похмеляться и завтракать. Актеры тоже имели помятый нетрезвый вид. Праздник удался. Дороганов каялся, его мучила трезвыми разговорами совесть, про автоматы тоже, оказывается, вчера всем наврал. А оставшиеся в Тольятти гости фестиваля ждали всех в Театральном центре.

Позавтракав, сдав постельное белье, кое-как приведя себя в порядок, все расселись по машинам и отправились в путь. Я ехала в автобусе с актерами. Таня Крюкова устраивала дискотеку, отвлекая водителя, и много курила. Милиция нас почему-то не сопровождала. "Смотрите, что-то у Вадима Леванова случилось. Остановите! Остановите автобус!" Я поняла, что случилась я, в машине все-таки есть свободное место, и Вадим таки собрался ехать в Самару. Меня забрали в "ОКУ" и мы отправились по домам. Распрощались со Славиком, и вчетвером покатили в Самару. Я, Вах, Вадим и Катя Кладо. На трассе купили груши. Я съела три штуки. "Смотри, не лопни", - пристыдил меня Вах. Но я не жадничала, просто груши были зеленые, но сладкие!

Анжелика МИХАЙЛОВА

P. S.: Для создания эффекта неожиданности мы не стали предварять данный текст вступительным словом, но, думается, некое послесловие все же необходимо дать. В рассказе "Литературный фестиваль" речь идет о прошлогодних "Майских чтенитях". Такой прием как "синдром акына" показался нам небезынтересным, поэтому мы с удовольствием предоставили Анжелике Михайловой журнальные площади. Лика окончила Литературный институт им. М. Горького, участвовала в коллективном сборнике "Одинокий русский писатель". В настоящее время проживает в Москве.