На вопросы редакции отвечает поэт Виктор Стрелец:

— Двадцатый век на исходе. Историкам литературы предстоит, ломая перья и копья, выяснить: кто же из русских писателей столетия «первый» и чье творчество оказало наибольшее влияние на умы и настроения россиян? Перечень великих имен насголько обширен, что подобная постановка вопроса кажется просто тупиковой. Но это только кажется. Из разговоров с литераторами я знаю, что подавляющее большинство отдает предпочтение Александру Блоку. Он над всеми, остальные за ним. С прозаиками дело обстоит сложнее. Звучат одни и те же имена, а вот порядковый номер различен: это и Бунин, и Шолохов, и Булгаков, и Набоков, и Солженицын. Так кто же, по Вашему мнению, первый? Расскажите о Ваших литературных пристрастиях. Ваших учителях в поэзии, если таковые имеются.

— К счастью, мы дожили до восстановления исторической справедливости. В культурный и литературный обиход возвращены и запрещенные имена, и книги. Это во многом «уравновесило» и подкорректировало так называемых «классиков» соцреализма. Получилась картина разнообразия, а не ранжира в строю. Солженицын не исключил Набокова. И наоборот. Прекрасно, что на книжных полках прочно утвердились и Булгаков, и Платонов, и Белый, и Мандельштам... И русская эмиграция.

Александр Блок - классик. Без кавычек. Этим все сказано. У меня на полке он стоит в числе первых. Но не для того, чтобы «вооружившись» им, бить какого-то другого поэта. Чтение - очень личное дело. Можно сказать - интимное. К сожалению, мы пользуемся поэтами подчас как знаменами и дубинами. Поэт - не пиво, чтобы составлять партию любителей. На поэтическом Олимпе хватает места и Есенину, и Бродскому. Мне лично по душе и «аристократизм» Набокова, и «демократизм» Солженицына. И эпопея, и «меннипея» (к жанру которой относится, кстати, «Мастер и Маргарита»). Потому что все это в целом великая русская литература.

Впрочем, вопрос о первенстве тем не менее правомочен.

...О литературных пристрастиях? - Они подвижны.

...Об учителях? - Научился ли я чему-нибудь вообще - вот в чем вопрос!

Что касается конкретных имен, то это Леонид Мартынов и Андрей Вознесенский. От их стихов я «прикурил». Они именно дали ощущение, что и ты лично можешь что-то свое выразить в стихах.

— Если исходить из общеизвестного посыла, что Александр Сергеевич Пушкин - <ото наше все», то можно, оглянувшись вокруг, легко убедиться -мы плохо следуем пророчествам, советам и предостережениям нашего национального гения.

Горький вывод о человеческой природе вообще, продекларированный поэтом, выглядит так: «Изыде сеятель сеяти семена своя».

Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды; Рукою чистой и безвинной В порабощенные бразды Бросал живительное семя - Но потерял я только время. Благие мысли и труды...

Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич.

Россия пожинает плоды демократии, скажем, на вкус далеко не сладкие, но «режут и стригут» вполне отчетливо. Не сменяли ли мы шило на мыло? И какое, на ваш взглад, государственное устройство наиболее подходит российскому народу?

— Этот вопрос тематически восходит к предыдущему. Страшно универсально звучат пушкинские стихи! Однако какие бы окончательные выводы мы ни делали насчет человеческой природы, как бы мы ни уставали в этих итогах, приходится жить дальше. Любой вывод оказывается вашим личным делом. В этом оптимизм жизни. Уж на что-на что устал Экклезиаст от своей мудрости вон аж когда, а человечество плюет на него и поживает как придется.

Мы живем в катастрофическое время. Политический фактор, так назы¬ваемый, вертит нами. Радикализм - бич России. Царская Россия, по выражению Розанова, слиняла в три дня, Советский Союз слинял в три дня. До основанья! «Заводят», взвинчивают поверхностные политики нас, горемычных, до «красного» и «белого» каления. Не может быть, чтобы до 25 октября 1917 года один целый народ вдруг разделился на «плохих» и «хороших»! Это тот же народ. И вот: одна половина яростно уничтожает другую. Это воспаление. И сейчас мы также балансируем на грани. Дело не в том, чтобы «шило» нова поменять на «мьшо». После драки будет третье: ни «шила», ни «мыла». Увенчает нас, буквально или фигурально, общее усилие, работа. А не решение какой-то там рощи-чащи-пущи...

— Раскрепощенная постсоветская литература преподнесла нам немало неожиданностей. Вопль: «Не умножайте зла!», похоже, никому не слышен. Что скажете?

— Если в этом вопросе имеется в виду литература бульварного толка, то запретить ее невозможно. Каждому воздастся по вере его!

Не услышан вопль не только насчет «умножения зла», «жизни по совести» и прочие вопли. Впрочем, кто-то, наверное, слышит и первое, и второе, и третье. Другое дело, что в различные времена потребность в Глаголе увеличивается или уменьшается. Сейчас люди, видимо, знают как надо жить. Поэтому поэт в России меньше чем поэт.

— Идеология нового времени устрашающе проста: «Тот, кто не ворует и не торгует - тот совок и бьщло». Звучит конкретно и доходчиво. Плюс идеал накопительства и сладкой жизни любой ценой, который пытаются внушить всеми силами и средствами молодому поколению. Как Вы думаете, не маловато ли для поры отчаянного максимализма и чистых надежд? И не появится ли из каких-либо далеких далей этакий Че Гевара в военной фор¬ме, увешанный от макушки до пупа оружием, и не поведет ли за собой всех недовольных столь скудным собственным предназначением: «вкусно жрать и сладко спать»? Словом, что Вы думаете о таком понятии, как «всеобщая справедливость», это не когда все скопом отдыхают на Канарах, а когда медицина, жилье, питание и образование - достояние и собственность всех живущих на планете Земля в равной мере, а особо выдающиеся сограждане пусть «ездят до золотого унитаза в мерседесах».

Не кажется ли Вам, что нынешние «власть и деньги «имущие», построившие государство бесконтрольного и безнаказанного воровства, утратили одно из важнейших человеческих чувств - чувство самосохранения. И не будет ли для них, свято уверовавших в незыблемость нынешнего порядка, неожиданным и неприятным сюрпризом такая вот, например, песенка:

Вот идут мужики.
Несут топоры.
Что-то страшное будет...

Или же, наворовавшись и напировавшись всласть, благо денег - прорва, они в одночасье кулек превратят в рогожу: полицейское государство на страже «честно добытой собственности»?

— Вы затронули глобальный вопрос «русской идеи». Все вроде бы устали от того, что «умом Россию не понять». Однако нашлись такие, которые именно на уме решили акцент сделать. Что из этого вышло - мы видим. Сотни лет выдающиеся люди страны бились над проблемой «судьбы России». И - на тебе: «русская идея» и... Чубайс. Как изумляется горьковская декадентка: «Бог - и половые органы».

На лицах политиков нет самого лавного: драматизма. Есть имидж. Есть технология нажимания «точек» как в восточной медицине, стимуляция слезных желез, как в «мыльных операх». Есть экономическая формула в головах... Мало этого.

«Социальная справедливость», впрочем, не есть поверхностный революционный лозунг на предмет дележа всего и вся. Нужна не только эффективная экономика, но и эффективное общество, с золотого унитаза его не организуешь, в котором стимулируется не инстинкт смерти (наркомания - именно этот симптом), а инстинкт созидания. Это все как сообщающиеся сосуды. Не зря вспомнили о национальной идее. Мало, значит, «форму-льр>? Человек понадобился как таковой, с сердцем. А у нас уже - страна разбитых сердец. Потому что политики - «наперсточники».

Что касается Че Гевар, то ведь у нас и Стеньки, и Емельки найдутся, упаси Господи...

— Расскажите о себе, если можно, подробнее, касаясь таких фактов жизни, которые, на Ваш взгляд, и определили жизненную и поэтическую позицию Виктора Стрельца. А то ведь, ей-богу, судя по газетам и журналам, наши страну населяют исключительно поп — и кинозвезды, политики да бандиты.

— Во многом мы воспринимает жизнь сквозь призму средств массовой информации. Для которых информация - прежде всего товар. Расчлененное тело или обнаженное. Крупным планом. Мы в какой-то мере жертвы теле-видения жизни. Поэтому кажется, что «главные люди» - это попзвезды, политики и бандиты. Раньше мы читали между строк. Сейчас мы обрели этакое «интегральное» чтение: надо учесть - кому принадлежит источник (газета, экран), с кем он полемизирует, какие дела затевает, то есть какой преследует интерес. Попросту говоря, чьи торчат уши, и кого они хотят съесть. Заказная статья (убийство словом), заказное убийство...

За рамками экрана тоже живут люди - не менее интересные, так сказать, и фотогеничные - их надо просто видеть уметь. Впрочем, порядочные люди есть везде.

Говорить о своей жизненной и поэтической позиции - мука. Поскольку что-то надо формулировать, обобщать... Этак до «жизни замечательных людей» можно договориться. Никакой продуманности «от» и «до» моей жизни нет. Вряд ли я шаг за шагом строил и рассчитывал свою жизнь. Скорее всего, человек я «реакционный» - человек реакций. Порой безрассудных. За кои приходится подчас платить. Например, обратился я, как ветеран завода, к руководству ВАЗа помочь материально в издании книжки. И получил до неприличия быстрый ответ, стиль которого просто сиял кайфом отказа. Подпись мне оказалась знакомой. Говорил же Воланд (не мне, правда): не проси ничего!.. Впрочем, все это мелочи. Зато стихи написались! Ведь и стихи - некие реакции на окружающее. Художественные конечно.

Я иногда думаю: сложись у меня все благополучно (в смысле благ), загабаритился бы, заквадратился, бдительность потерял бы... Так - философичнее... Есть минимум - и ладно. И максимумы есть! Тоже кайф получаю. По лесу гуляю, например. Весной - на цветущие ландыши смотрю. Осенью - зрелыми алыми ягодками их вижу... И так далее. Жизнь - в итоге, поверх, завсегда прекрасна!

— Скажите несколько слов о современном читателе: каков он? Бездумный пожиратель любовных романов и криминального чтива? Либо - все тот же вдумчивый и тонкий ценитель языкового богатства и своеобразного стиля того или иного писателя?

— Было бы самонадеянно браться за такой аналитический вопрос. Социолог с цифирькой разложит все по полочкам, наверное. Визуально -литературы море: от бульварной до эзотерической. Читают все.

— Что Вы думаете о тольяттинской прозе и поэзии. Существует ли она, провинциальная литература? Или же писатели рождаются где попало, а умирают, если не в Париже, то уж в Москве непременно?

— Где сырость - там и плесень. С благодарностью вспоминается литературное объединение «Лада» (руководитель Рашевская Валентина Александровна) начала восьмидесятых. Куда мог прийти любой со своими поползновеньями и амбициями, чтобы сориентироваться в них. Автор, тем боле начинающий, существо хрупчайшее, коему необходима поддержка, среда, культ... Ставка часто высокая: судьба!

В Тольятти есть и поэты, и прозаики. Другое дело - какие. Талант, по выраженью Твардовского, дело штучное. В тенденции, наверное, существует провинциальность. Но не как географическое понятие. Провинциальным можно быть и в Москве. В виде «задов», подражаний, вторичности... Если есть, например, Бродский, то где-нибудь сбоку непременно сыщется этакий маленький «бродский». Или «Вознесенский», «евтушенко»...

В Тольятти есть самостоятельные поэты и прозаики.И это (по-горбачевски) главное. Недавно прочитал «Чарусу» покойной Людмилы Николаевны Свешниковой.

Беседовал Владимир МИСЮК.