ЗАЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ
монопьеса для потерянного лица женского рода или еще одна импровизация на тему "Чайки"
"Цитата не есть выписка. Цитата - есть цикада - неумолкаемость ей свойственна".
О. Мандельштам
На сцене высвечивается спина, укутанная в большуюшаль с бахромой. Что-то тихо напевает. Вдруг сжимается, горбится, голосом старушки-одуванчика начинает кому-то выговаривать.
ОНА. Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы... Отдохнуть! Я -чайка... Не то. Я -актриса. Нуда!.. Ничего... Да... Он не верил в театр, все смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом... А тут заботы любви, ревность, постоянный страх за маленького... Я стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно... Я не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого Состояния, когда чувствуешь, что играешь ужасно. Я - чайка. Нет, не то.
Выйдя из образа, задумчиво.
Нет, не то. Это не я. Это старушка на вокзале. Я тогда подумала, что она - несостоявшаяся Нина Заречная. Сидит себе в валенках, пальто обшарпанное, шалешка старая. Вцепилась в сумку свою затрапезную и по сторонам глядит глазами Чайки. Интересно, она сама о себе это понимает? Она знает о своем лице? Она помнит в себе Нину? Вы простите, что я к вам спиной. Законы театра нарушаю. (По слогам.)Ха-ха.-ха. Законы театра. Я сегодня вне закона. Самый главный - потеряла. Мы, актеры, ведь лицедеями зовемся - действующие лицом. А у меня его нет. Лица то бишь. Чем теперь играть - хлопотать буду? Я - актриса? Я - чайка. Мне только кричать осталось. Над озером.
Поворачивается к зрителям. Лицо обмотано бинтами, глаза спрятаны за темными очками. Монотонно.
Сегодня утром мое лицо стекло. Я умывалась, а оно - плюх, в раковину. Одна гладкость осталась. Не знаю -зачем, отчего, и главное - за что? Мне кажется, у меня ничего нет: ни глаз, ни носа, ни рта. Боюсь, вам покажется то же самое, и да я умру совсем. Безлицая и одинокая. Я спрятала мое Ничего за бинтами, но если оно вдруг вылезет, гоните меня, гоните меня, гоните меня!
Закрывает бинтыруками.
Разделите со мной мою трагедию, мою размиллионненость. Меня разрывает на миллиончастей. Вы понимаете? Помните?
Встает на стул и, отчаянно жестикулируя и завывая, читает отрывок из пьесы Треплевав "Чайке".
"Тела живы существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа - это я... я... Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во не сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой переживаю вновь".
Слезает со стула. Уже не трагично.
Начиталась Чехова. Везде мерещится. Во всех зеркалах, во всех книгах, во всех пьесах. Чеховский Треплев застрелился, и его лицо, отраженное в зеркале, разбилось на триллионы осколков, а некие тролли разнесли осколки по всему свету, в кого попадет - тот начинает бредить мировой душой. Почти сказка, только начало не сказочное. Чеховым вообще можно правду измерять. Один Чехов, пять Чеховых, двадцать три Чехова. От ноля до ста. Ноль - лажа, звенящая пустота, вранье замшелое. Сто Чеховых -тоже звенит, но от высоты. Тонко-тонко, вот-вот струна порвется.
Пауза.
Сейчас у меня должны быть грустные глаза. Как у большой вислоухой собаки. Что-то такое они знают. Или, наоборот, потеряли. Или карма у них тяжелая. Давит. У меня должны быть такие глаза. Должны быть глаза. Как же без глаз. Чем-то я вас вижу. Сниму очки, а они там. Трагические. Нет, грустные. Нет, трагические. Главное-глаза. И не важно, какого цвета. Верите? Мне очень нужно, чтобы верили. В крайнем случае откроются мои зияющие глазницы, а это тоже зрелище еще то. Поехали.
Звучит барабанный бой как при смертельном номере. Снимает очки: вокруг глаз - клоунский грим. Восторженно.
Я... вижу... вижу вас, и даже больше. Вы видите?
Читает Чехова, указывая на зрителя, видя в них и львов, и куропаток, и рогатых оленей.
"Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков Fie бывает слышно в липовых рощах. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно".
Внимательно вглядывается в зал. То в одно лицо, то в другое. Махнув рукой, возвращается к стулу.
Не то. Замечательная фотография.
Пауза.
Фотографии врут. По ним лица не склеишь. Бесконечные улыбки, застывшие глаза, и рядом кто-то с надежно приклеенной маской - пропуском в вечность. Как должно быть вечности тошно от всего этого. Хотя, по большому счету, ей наплевать на наши улыбчивые плевочки.
Вглядывается в зал, будто ищет кого-то, находит и качает головой.
Неужели вот это крем-брюле - я, или нет, я - крем-брюле справа, ах, что вы, у меня никогда не было таких кудряшек, пожалуй, вон то воздушное пирожное больше на меня похоже.
Очень умильно.
Чистый ангел. "Какие перышки, какой носок..."
На глазах превращается в кого-то до противности приторного.
Вы замечательно выглядите. У вас милый носик. А что, интересно, у меня в этом месте?
Смеется. То ли истерика, то ли просто так.
Может быть, осталось нечто обаятельно обоняющее. Значит, две трети лица будет на месте, а если две трети на месте, соответственно и...
Под барабанную дробь медленно снимает бинты, под которыми оказываются клоунский нос и губы Пьеро, опущенные уголками вниз. Кричит радостно.
Ура! Все на месте! Вам посвящается!
Жутко кокетничая, гримасничая, хохоча, читает Чехова.
"Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы... отдохнуть! Я - чайка... Не то. Я -актриса.
Принимает красивую позу-для фотографии. Я-чайка.
Меняет позу на другую, не менее красивую. Не то. Я -актриса.
Снова меняет позу. Я-чайка. Не то.
Меняет позу, улыбается, хлопает в ладоши, вызываяна аплодисменты. Тор¬жественно.
Я-актриса.
Нервно.
Не то! Не то! Не то! Противно. Все на месте, а лица все равно нет. Лицо есть, а лица нет. Забыла, с чего оно началось. Страшно. Я не сумасшедшая. Не бойтесь. Я боюсь, а вы не бойтесь. Я боюсь, а вы не бойтесь. Я только немного отдохну, можно?
Садится.
Голова тяжелая, язык тяжелый, хочется пить страшно. Как после наркоза. Я, кажется, брежу. Что со мной было? Меня убили, или я кого? Забыть - не вылечиться. Только что забыть? Не помню. Начать заново.
Кричит.
А-а-а!..
Тихо.
Вначале было слово. Вначале была фраза: "Зачем вы говорите..." Действительно.
Орет в зал
Зачем вы говорите? Чтобы запутаться? Зачем я говорю? Вдруг совершенно спокойно.
Чтобы запутаться еще больше. Если бы уметь молчать как дерево, не пришлось бы судорожно вспоминать, кто ты. Пожалуйста, перестаньте болтать. Да¬вайте минутку помолчим.
Пауза. Берет бинт и с отвращением кидает их за кулисы. Широко, по-клоунски вытирает руки. Громко, басом.
Ха-ха-ха. Удивительно, как все смешно. Ухохочешься. Комедия. Это когда несоответствие.. Хоп, старушка поскользнулась, растянулась. Смешок. Потому что неожиданно. Хоп, была Маша, Машенька, Машуля- стала Мария Ивановна, директриса, чужая толстая тетка с поджатыми губами. Хохот - от того, что вот те раз! Если не смеяться, крыша тронется от несоответствий, помрешь несоответственно, и это уже трагедия будет, хотя нет, надо с очень высокой кручи сигануть, чтобы трагично вышло. Я один стишок вспомнила. Он корявый. Но вы мне поможете углы сгладить. Тряхну своей культмассовой стариной.
Зычно.
Похлопайте, пожалуйста. Давайте, давайте, дружнее.
Подритмичное хлопанье принимает неудобную позу, в которой на чинает пантомиму, иллюстрирующую стихотворение.
По выпяченному пузу Косой гипотенузы Скатилось что-то Бум...
Упало и разбилось И даже не приснилось Бац!
Высокий чей-то кризис Решился суммой катетов Скатится, изгадится Вниз.
Законом притяжения
К земле прижмешься бешено
Вокруг все перемешано,
Но - как, слеза упала...
Кап...
И из земли все сызнова Поднимется, возвысится К вершине треугольника По тонкому ребру... К небу!
Ревет.
Ну вот, сорвалась, истеричка чертова! Грим размазала. Хороша морда. По¬стой. Это же моя морда, ревущая! Видите, я плачу!
Если актриса, что называется, "не вышла" на слезы - значит, финал пьесы приобретает другой смысл. Ничего страшное. Нужное-подчеркнуть.
Пойду, умоюсь, и найду себя. Грим течет, а лицо остается! Видите? Верите? Мне очень нужно, чтобы верили. Ваши аплодисменты - знак вашей веры. Спасибо!
Замолкает. Закрывает глаза. Протягивает руки в сторону зрителей. Кланяется. Зрители аплодируют, или не аплодируют.
ЗАНАВЕС