В САДУ РАСПАДА
Бабочка
Как будто вырезана, сшита
Перстами легкими, она
Спешит присесть на куст самшита,
Благословляя жизнь. Весна!
Господнее благодарение -
Благоухающий овран
И белой бабочки паренте,
Когда она вступает в брак.
Белянка? Бархатница? Кто ты?
Как безупречен твой узор!
Спеши! Заполнит скоро соты
Июль. И пожелтеет бор.
Лишь только лист земли коснется,
Свой волен замысел стереть
Творец. И значит - остается
В небытие перелететь.
Мое поколение
Мы жаждали правды, искали успеха -
Нам в лица бросали булыжники смеха!
Пока на парадах палили из пушек,
Мы души сгноили в подвалах пивнушек.
Какие мы, к черту, поэты, пророки,
Мы кожей впитали эпохи пороки,
И не протрезвев от повальной попойки,
Вскочили случайно в трамвай перестройки.
* * *
"... Тем ягодам не зреть на сломленных ветвях" -
Запомнил я сквозь сон навязчивую строчку
И тут же позабыл, оставив второпях
Пометку на листке - пустую оболочку.
И вот, пока я жил, блуждал в чужих краях.
Надежды растеряв и старясь в одиночку.
Строка вдруг проросла-
".. .на сломленных ветвях
Тем ягодам не зреть", - в судьбе поставив точку.
* * *
Л.
И море остыло. И лодки забыты.
И пляжи до лета фанерой забиты.
Так значит, как раньше, так значит, как прежде,
Вдвоем не бродить на пустом побережье,
Так значит, уже не сбежать нам с тобою
К веселому морю веселой тропою,
Не плыть, не лежать на заброшенном пляже,
Касаясь волны, словно пенистой пряжи...
Что было - прошло. И все реже и реже
Мне верить погоде и верить надежде.
То хрупкое лето волною разбито.
И море остыло. И гавань размыта.
Ржавеют в воде ненадежные сваи.
Кричат о беде перелетные стаи.
Я выйду на зов. Постою на причале.
Прочнее, чем эта, не будет печали.
Пройдет теплоход и в дали растворится.
Ничто не вернется и не повторится.
В церкви
Язык мой нем, глаза незрячи,
Душа убога и пуста.
Когда беру я в церкви сдачу
От купленного мной креста.
В полупустом холодном храме
Я озираюсь, словно вор.
И медными звеня деньгами.
Гляжу в глаза святых в упор.
Как недоступны эти лики!
Какая бездна пролегла
Между носившими вериги
И тем, кто чужд добра и зла!
А рядом - молятся старухи
За тех, кто жалок и убог.
И милостыню ждет безрукий,
Ушанку примостив у ног.
И я стою, сутуля плечи,
Как будто в мир попал другой,
И машинально ставлю свечи
За упокой, за упокой...
Молитва
Затем ли эпоха глагола стрелять
Рассеялась с поздним рассветом,
Чтоб время настало глагола урвать.
Считаясь свободой при этом?
Дай сил же мне, Господи, верить и жить,
Твердя до последнего вздоха:
"Настанет эпоха глагола любить,
Настанет такая эпоха!"
* * *
НА.
В Москву! В Москву!
А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань...
Заря за окнами зарделась -
Больная чахлая герань.
Об этом грезилось нам разве
В лугах, где травы и цветы?
В столице суетной погрязли
Провинциальные мечты.
Нет, лучше бы, чем здесь скитаться.
Лысеть и стариться, друг мой, -
В цветущей юности болтаться
В петле курчавой головой.
Возвращение
Холодная осень...
А Бунин - с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.
Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше - чужие на всем имена.
От Божьего храма и старого рынка
Осталась помойка. Не те времена.
Он смотрит устало, с тоской эмигранта.
На милую родину. Прах деревень.
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладет свою ношу на пень.
А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, все та же листва,
И дождик идет затяжной, леденящий...
Холодная осень. Россия. Москва.
Срубленное дерево
Как часто дереву случалось,
Когда придет его пора,
Цвести в саду,
Но оборвалась
Жизнь под ударом топора.
С тех прошло и лет немало.
И сад зарос давным-давно.
Но я запомнил, как лежало
И мертвое цвело оно...
* * *
Посередине октября
Денечек летний -
Комарик в капле янтаря,
Смоле столетней.
Храни его, как талисман,
Таскай повсюду
В знобящий дождик, и в туман,
В свою простуду.
И может быть на склоне лет.
Когда-то, где-то
Ты извлечешь его на свет -
И вспыхнет лето.
Воспоминаний дивный бред
Волной накатит.
И ты припомнишь... Впрочем, нет,
Довольно, хватит!
Все это сон, самообман,
О чем тут плакать?
Молчи. Забудь про талисман
И топай в слякоть.
Голубь
Голубь, зазевавшийся у трассы,
Сдуру угодил под колесо.
Из обыкновенной птичьей массы
Именно ему не повезло.
Птицу подобрав с проезжей части,
Я под пыльным деревцем зарыл.
В наше время это ли несчастье?
Пара окровавленная крыл.
Задача
Дожди помножит осень
И вычтет стаи птиц,
Она, как цифра 8,
Без края и границ.
Под общий знаменатель
Слетит, упав у ног,
Передний обитатель -
Продрогнувший листок.
Но смысл простой задачи
Понять не сможешь ты...
И смотрит осень, плача,
На сумму пустоты.
* * *
Тот пруд, в который я глядел,
Давно засох и опустел.
Но помню я: к нему с обрыва
Сбегала девочка счастливо,
И в воду падал первый цвет
С той яблони, которой нет,
И детства день был чист и бел,
Тот пруд засох и опустел...
Но мне дано воображенье -
Вернуть живое отраженье:
Обрыв, и девочку, и сад,
И яблонь дымчатый закат,
И облетевший с веток цвет,
Запорошивишй детства след,
И день, что был когда-то бел,
И пруд, в который я глядел.
* * *
Я больше не прислушаюсь к шагам,
Мне все равно: твои они? чужие?
Я выйду в сад полуночный
и там
Вдруг обрету спокойствие впервые.
Слетают листья поздние к ногам,
Свисают звезды - гнезда золотые.
Но пусть в великолепный этот хлам
Теперь поверят юноши другие.
* * *
Заденет бабочка крылом -
Ты отшатнешься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички,
И ты замрешь, едва дыша
Среди дорожного надсада,
Психея, бабочка, душа,
Как ты попала в ад из сада?
И за какой невинный грех
Тебе судьба - стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.
Пока еще не так темно,
Пока еще в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света
* * *
Л.
Какой неторенной тропой,
Восстав из тлена,
На Страшный суд пойдем с тобой
Во тьме вселенной?
Все, чем мы жили - нашу плоть,
Объятья, взгляды
Испепелит в свой час Господь,
Не жди пощады.
Но ты и на краю земли,
В саду распада
Расслышишь голос мой вдали
Сквозь муки ада:
- Любимая, как я любил
Мир этот грешный,
Не променяв на пару крыл
Наш полдень вешний.