2019

Альманах "Стрежень", 2022

Стрежень : литературный альманах Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России : [сборник прозы и поэзии] / ред. и сост. : Рассадин К.

 

Проект Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России.


СОДЕРЖАНИЕ

Писатели Автограда  
Любовь БЕЛОВА Там, где сладко и тревожно. Стихи
Галина БОНДАРЕНКО Грезит мир о грядущем дне. Стихи
Александр ВОРОНЦОВ Следы. Стихи
Татьяна ГОГОЛЕВИЧ Бесстрашный капитан с голубыми глазами. Рассказ
Тамара ЖИГАНКОВА Уметь любить - большое дарованье. Стихи
Анатолий ЗЕЛЕНЦОВ Жизнь, отошедшая назад. Записки о прошлом в стихах и прозе (продолжение)
Тамара КИРИЛЛИНА Солнце светит особенно ласково. Стихи
Анатолий КУЛИКОВ Трудный день. Короткие рассказы и стихи
Ирина МИНКИНА Утром выхожу на тихий берег... Стихи
Василий МОСИН Клин сошёлся на России. Стихи
Вячеслав МОСКОВСКИЙ Я не скажу тебе в упрёк. Стихи
Александр ПАЙДУЛОВ А над Русью раскаркались вороны. Стихи
Нина РЯБИНИНА Белый рояль. Почти белые стихи
Владимир ЦВЕТКОВ Отпускные записки лейтенанта... Рассказ
Сергей ЧЕКУНОВ Золотой луч Хан-Тенгри. Рассказы альпиниста
Николай ЧЕРНЯЕВ Их голоса полны печали. Стихи
Юлия ШЕВЦОВА А эта ночь светла всегда. Стихи
Ольга ШУМАКОВА Рождество. Рассказ
 
Они всегда с нами  
Константин РАССАДИН Только крик призывный белых чаек. Стихи
Виталий СИВЯКОВ Есть жизнь у неба и земли. Стихи
Людмила КОСАРЕВА Разбудили рулад переливы. Стихи
Искандар ФЕТХАЛИН Стремителен полёт стрелы. Стихи
 
Гости альманаха
Николай ДОРОШЕНКО Картина. Рассказ
Олег ПОРТНЯГИН Весна всю ночь прислушивалась чутко. Стихи
Вячеслав ХАРИТОНОВ В чередованьи будничных чудес. Стихи
Сергей КИРЮХИН По тропинке проходит рассвет. Стихи
Семён КРАСНОВ В минутах утренней тиши. Стихи
Валентин РЯБОВ Отвори тихонько дверь. Стихи
Игорь БРАУН Люблю тебя и днём, и ночью. Стихи
   
Проба пера  
Николай КАРТАШОВ Сосед. Рассказ
   
Литературоведение
Эдуард АНАШКИН Горечь и любовь Станислава Куняева
   
Статья (К юбилею поэта)  
Эдуард АНАШКИН "Звуки песен льются звонко"...
   
В стихах Анатолия Зеленцова  
Ирина МИНКИНА Моя деревня
Стихотворение (По мотивам творчества А.М. Зеленцова)
   
Презентации и творческие встречи  
Послесловие к юбилею  
О презентации альманаха «Стрежень 2021»  
Праздничный концерт 9 мая 2022 года  
Фестиваль «Жигулёвская весна 2022»  
   
Наши юбиляры  
Наши юбиляры и поздравления  
   
Книжная полка  
Новые книги тольяттинских писателей  

Альманах "Стрежень", 2021

Стрежень : литературный альманах Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России : [сборник прозы и поэзии] / ред. и сост. : Рассадин К.

 

Проект Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России.


СОДЕРЖАНИЕ

Александр ГРОМОВ Тольяттинской городской писательской организации - 20 лет!
Николай ДОРОШЕНКО Из поколения созидателей. К творческому портрету поэта Анатолия Зеленцова
Даана КАН Девушка по имени Любовь. К творческому портрету поэта Александра Пайдулова
Александр ВОРОНЦОВ Вознесётся песня над землёю вешней. К творческому портрету поэтессы Тамары Кириллиной
 
Писатели Автограда  
Александр ВОРОНЦОВ Фундамент профессиональной писательской организации. Мемуары
Любовь БЕЛОВА Забытых берегов туманная громада. Стихи
Галина БОНДАРЕНКО В вере пращуров черпаем силы. Стихи
Татьяна ГОГОЛЕВИЧ Речные раковины. Рассказ.
Тамара ЖИГАНКОВА Природа - тщетной суете упрёк. Стихи
Анатолий ЗЕЛЕНЦОВ Жизнь, отошедшая назад. Записки о прошлом в стихах и прозе
Тамара КИРИЛЛИНА С Рождества и до Крещения. Стихи
Анатолий КУЛИКОВ Короткие рассказы
Семён КРАСНОВ Неспешно вглядываясь в мир. Стихи
Ирина МИНКИНА Сколько на душе тепла и света. Стихи
Василий МОСИН Пока крутится наша планета. Стихи
Вячеслав МОСКОВСКИЙ Закат чуть тлеет вдалеке. Стихи
Александр ПАЙДУЛОВ Стояла ты на золотом ветру. Стихи
Нина РЯБИНИНА И скоро рассвет. Стихи
Сергей ЧЕКУНОВ Надо успеть отогреться лучами. Стихи
Николай ЧЕРНЯЕВ Вдаль несутся крики журавлей. Стихи
 
Они всегда с нами  
Константин РАССАДИН И тихий свет лазоревой державы. Стихи
Виталий СИВЯКОВ Устилает изморозью путь. Стихи
Людмила КОСАРЕВА В белом окладе и город, и лес. Стихи
Александр ПАЙДУЛОВ Певчий Самарской Луки. Памяти Искандара Фетхалина.
Искандар ФЕТХАЛИН Жизнь не уставший любить. Стихи
 
Гости альманаха
Эдуард АНАШКИН Берега и обереги. К 65-летию писателя Николая Иванова.
Любовь МОСКОВЕНКО О добром - честно. По прочтении новой книги Эдуарда Анашкина
Николай ДОРОШЕНКО Богословие в моём детстве. Рассказ
Олег ПОРТНЯГИН Лучиками завтрашнего света. Стихи
Игорь БРАУН Любовь не требует имён. Стихи
Наталья ПАСИЧНИК Гаснут звёзды, и уже рассвет. Стихи
   
Проба пера  
Даниил РЕЗНИКОВ Эту память о вас в сердце я берегу. Стихи
Алина ЧИКАНКОВА Не понять мне, как ты понимаешь. Стихи
   
Презентации и творческие встречи
Встреча с главным редактором «Литературной газеты»  
Концерте павильоне «ВАЗ—2101»  
Музыкально-поэтический праздник «Жигулёвская весна 2021»
   
Наши юбиляры  
Наши юбиляры и поздравления  
   
Книжная полка  
Новые книги тольяттинских писателей  

Альманах "Стрежень", 2020

Стрежень : литературный альманах Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России : [сборник прозы и поэзии] / ред. и сост. : Рассадин К.

 

Проект Тольяттинского городского отделения Самарской областной писательской организации Союза писателей России.


СОДЕРЖАНИЕ

О Войне и победе в стихах и прозе
Анатолий ЗЕЛЕНЦОВ «Война, убитая солдатом»
 
Писатели Автограда  
Юрий БРУСНИКИН «Чтоб любили, жили, пели песни». Стихи.
Игорь БЫСТРИЦКИЙ «И мы всей Русью породнились». Отрывки из поэм.
Галина БОНДАРЕНКО «В едком дыме паровозном». Стихи.
Василий ВОЛОЧИЛОВ Алексей. Отрывок из романа «Мценская западня».
Александр ВОРОНЦОВ Биографии стихотворений. Эссе.
Татьяна ГОГОЛЕВИЧ «Почему ты не пишешь о войне?». Рассказ.
Юрий ЁЖИКОВ «Разве я не герой?». Стихи.
Галина ЕРХОВА Мой жених - солдат! Рассказ
Тамара ЖИГАНКОВА «Тогда ещё девчонки, пацаны». Стихи.
Виталий ЗДЕРЕВ Год 1941-й - жестокий и кровавый. Воспоминания.
Анаталий ЗЕЛЕНЦОВ Детством были мы сильны. Очерк. Пригорок прощальной любви. Стихи
Александр ИСАЕВ «Коммунисты бойцов поднимали». Стихи.
Тамара КИРИЛЛИНА «И радость в глазах, и усталость». Стихи.
Семён КРАСНОВ «Минутная святая тишина». Стихи.
Людмила КОСАРЕВА «Только память в душе. И портреты живых». Стихи.
Анатолий КУЛИКОВ Корни. Рассказ.
Сергей ЛЕБЕДЕВ. Хлеб. Рассказ.
Ирина МИНКИНА «Будем жизнью защищать Отчизну». Стихи.
Александра КИШКУРНО Нет памяти конца.
Василий МОСИН «Отцы вернулись в дом с победой». Стихи.
Вячеслав МОСКОВСКИЙ «Танков рёв и пушек громыханье». Стихи.
Александр ПАЙДУЛОВ «И стынет природа, от боли притихнув». Стихи.
Виктор ПОЛЕВ «Горело небо над горой в закате». Стихи.
Константин РАССАДИН «Миг оставался до взрыва». Стихи.
Нина РЯБИНИНА «Столько жизней тот ад унёс». Стихи.
Виталий СИВЯКОВ «Всё тише грохот барабанов». Стихи.
Искандар ФЕТХАЛИН «Гореть в веках его звезде». Стихи.
Сергей ЧЕКУНОВ Плавск. Рассказ.
Николай ЧЕРНЯЕВ «И солнце померкло в горячем дыму». Стихи.
Юлия ШЕВЦОВА «Он лежал средь убитых войной». Стихи.
Любовь ШУЛЕНИНА «Бурлит, поднимая волну до цунами». Стихи.
 
Гости альманаха
Алексей КУЗНЕЦОВ «Солдатки Великой Отечественной войны». Фрагменты художественной композиции.
Алексей ОКИН Военно-исторический клуб «Патриоты».
Эдуард АНАШКИН. «Фашист». Рассказ.
Алексей КУЗНЕЦОВ Взяли врасплох. Скульптурная композиция.
Николай ДОРОШЕНКО Оно. Рассказ.
Александр КАРЯКИН «И сильней они были вдвойне». Стихи.
Сергей КИРЮХИН «И выкрасил салют ночное небо». Стихи.
Владимир КОЛОСОВ Блокадник. Рассказ. Память. Стихи.
Лидия ЛЕОНТЬЕВА «Обязана я именем своим». Стихи.
Наталья ПАСИЧНИК «Вам благодаря и мы живём». Стихи.
Вячеслав ХАРИТОНОВ «И обожжёт слеза солдата». Стихи.
Галина ЦЫПЛЁНКОВА «Дышало небо зноем». Стихи.
Владислав ШАПОШНИКОВ «Под посвист пуль и чад огня». Стихи.
Александра КИШКУРНО Время держать ответ.
 
В колоннах бессмертного полка
Фотографии.  
 
Наш юбиляр  
Поздравление Александре Владимировне Кишкурно.
 
Мы победили  
О речи Даниила Гранина в германском бундестаге.
   
Творческие встречи  
Так держать, писатели Тольятти!  
Отчёт о мероприятиях в 2019 году.  
«Жигулёвская весна 2019» - событие года.  
Открытие литературного сезона 2019  
Участие в фестивале «Сызранская излучина 2019»  
   
Книжная полка  
О выпущенных новых книгах в 2019 году.  

"Город", 2002, № 3(7). Книжная полка писателя

Владимир Войнович. Замысел. Изд-во "Вагриус", М., 1995.

Публикатор <... > считает своим долгом предупредить целомудренного читателя, что здесь и далее Элиза Барская подобно многим другим нынешним сочинителям описывает подробности своей жизни с полной или даже чрезмерной откровенностью и не желает считаться с пределами так называемой нормативной лексики. По этому поводу публикатор имел с сочинительницей некую эпистолярную дискуссию, в которой она выразила свое отношение к предмету таким образом. "Возможно, будучи испорченной прочитанными мною в больших количествах американскими романами, я с некоторых пор думаю, что в литературе никаких запретных тем, положений и выражений быть не должно, как в медицине, где никому не приходит в голову считать, что гинеколог и проктолог занимаются чем-то более неприличным, чем, допустим, дантист. Чем больше я думаю, тем меньше понимаю, почему литература должна избегать описания тех сторон жизни, которые нас больше всего волнуют, являются причиной нашего появления на свет и бывают источником наших наиболее острых переживаний. Соображения, что раньше литература обходилась без этого, меня нисколько не убеждают, раньше не было Фрейда и вообще люди не понимали, что причина их многих волнений, психических расстройств и всяческих комплексов кроется именно в той сфере, о которой не то что говорить, а и думать - фи, как дурно! Что же касается нормативов в лексике, то и тут я потеряла ориентиры, для меня каждое слово означает не больше того, что значит, и я не вижу никаких доказательств того, что, допустим, латинское слово "пенис" звучит благозвучней или приличней нашего русского эквивалента. Мне говорят, что вообще-то я права и даже ломлюсь в открытую дверь, в конце концов можно употребить самое нецензурное слово, но только (только!) в том случае, если это диктуется художественной необходимостью. Эти глупости слышу я от самых умных людей, которым не приходит в голову, что в художественном сочинении никакое слово, даже "каша" или "погода", не следует употреблять, если нет художественной необходимости.

Все живые слова нашего языка я считаюестественными и пригодными к употреблению, а если и согласилась заменить в некоторых из них буквы точками, то только уступая твоему и всеобщему (и своему тоже) ханжеству. Хотя замена такая приводит лишь к тому, что читатель, восстанавливая пропущенное, переберет в уме не одно, а несколько слов, и иногда пойдет дальше того, что имелось в виду. Помню, что в классе шестом, читая какую-то старинную книгу, я наткнулась на место, где было сказано, что Екатерина II на балконе ась с гвардейцем. Я перебрала все известные мне глаголы, призвала на помощь несколько одноклассников и одного одноклассника, но количество букв в приходивших нам на память словах никак не совпадало с количеством проставленных точек, и только став взрослой, я случайно узнала, что данное сочинение имело в виду, что Екатерина на балконе с гвардейцем целовалась. Всего лишь. Во всяком случае только это мел в виду автор книги".

И вот цитата из ответного письма Элизе.

"С твоими рассуждениями по данному поводу полностью солидарен <...>. Я также согласен и с теми людьми, которые говорят, что ходить нагишом естественно и уж никак не более безнравственно, чем одетым, но, подчиняясь принятым в человеческой среде обычаям, я все же на улицу выйти без штанов не решусь и даже в шортах чувствую себя неуютно. Вот и на прямое и безыскусное написание слов, употребляемых всеми слоями нашего общества, я по воспитанному с детства (ты правильно заметила) ханжеству и вопреки своему убеждению решиться никак не могу, и рука сама норовит заменить их эвфемизмами или точками...

Кроме тех редких случаев, когда даже точки

Владимир МИСЮК

"Город", 2002, № 3(7). Книжная лавка писателя

ГЛАГОЛОМ ЖГИ!

Любовь Бессонова. "Депрессия". Библиотека журнала "ГОРОД" - Литераурное агентство Вячеслава Смирнова. Тольятти. 2002. Тираж 200 экз.

В последней на сегодняшний день книге стихотворений Любови Бессоновой, которая вышла в свет в библиотеке журнала "ГОРОД" под названием "Депрессия", мне очень приглянулось одно-именное стихотворение. Вот оно:

Депрессия-1

Ей отключили электричество. Она блуждает в темноте. И водки энное количество Побулькивает в животе.

Тоска по жилам разливается -
Такую водкой не унять.
А как все это называется -
Ей абсолютно наплевать.

Луна веревочного лестницей
Висит у мира на краю.
Она ведь даже не повесится,
Поскольку хочет быть в раю.

Приглянулось - в значении "запомнилось сразу", с первого взгляда, прочно и основательно засело в моей памяти. Образы и чувства, запечатленные поэтессой в этих простых, почти протокольных по своей точности строчках поражают цельностью, упорядоченностью. Тремя строфами, по сути, удалось рассказать о судьбе человеческой, характере личности, привычках, мировоззренческой позиции героини.

Объективное описание в первом четверостишии дает законченную картину бытовой неустроенности. Этим фактом в наше время не удивишь, информативная сторона уже не способна глубоко волновать, хотя и вносит некую тревожную ноту в сознание. Что за нетрезвый человек слоняется по темной квартире; чем он примечателен и почему так не устроено его бытие, - тревожит еще не очень (а кому сейчас легко?). Однако же это "энное количество" цепляет крепко и, не отпуская, ведет за собой по пространству стихотворения дальше...

Отсюда логически и художественно приходим к эмоциональному (пусть и очень сдержанному, чему есть свое объяснение) повествованию во второй строфе. Наблюдаемая тень и слышимые звуки внешнего мира, обозначенные вначале, переходят в сферу внутреннего переживания: "тоска по жилам...".

Заметьте, не по венам из живота вместе с водкой, а по жилам. Сугубо индивидуальный механизм распространения эмоций, между прочим. Терпеливых и выносливых, не

ропщущих под любым физическим и душевным грузом называют двужильными, отсюда образ внутренней стойкости. Не противостояния как такового, не борьбы за место под солнцем, не во имя чего-то, - имена и прочие названия вообще не интересуют героиню. Только движение, только действия, возможность (пусть даже кажущаяся) действий составляют внутреннюю природу героини. Нужно не стоять на месте, а выбираться из бездны, и здесь все средства хороши, кроме тех, которые от лукавого. Первый очевидный способ, к которому прибегает героиня - карабкаться по веревочной лестнице луны, твердо прикрепленной за край мира, вперед и вверх чтобы только быть. Быть в мире, который отключает свет и не дает других доступных средств, кроме булькающего алкоголя, для борьбы с тоской и мраком. А значит, номера у депрессии будут меняться по возрастающей. Но это уже затрагивает будущие сюжеты, которых касаться - значит выходить за рамки анализа данного замечательного стихотворения, вовлекаться в другие, не столь значительные с точки зрения самостоятельной ценности, вещи.

Какими же поэтическими средствами Любови Бессоновой удается достичь поэтической вершины в стихотворении "Депрессия 1"? Лексически автор отводит ключевую роль глаголам. Мне даже кажется, что можно опустить все другие части речи в этих стихах, а оставить только обозначения действия - и то "Депрессию 1" можно назвать состоявшимся стихотворением. Взгляните:

... отключили ...
... блуждает...

...
побулькивает ...

... разливается
... не унять
... называется
... наплевать

...

висит ...
... не повесится
... хочет быть ..!

Стилистически стихотворение обставлено очень скромно. Развернутые мета-форы: разливающаяся по жилам тоска, которую не унять водкой, да висящая на краю мира веревочная лестница луны. Обращение автора к перефразированию народной поговорки плюс задействование редко встречающегося в стихах образа луны, казалось бы, не смогут ничего добавить к мировой сокровищнице лите-ратуры. Однако видно, как этот скупой стилистический аккомпанемент, сопровождающий сдержанные эмоции на фоне строгого логического повествования, способен воплотиться в грандиозное поэтическое произведение.

Фонический анализ дает любопытный результат также. Глагольная рифма, на которой строится вся ведущая вторая строфа, настолько органична и всеобъемлюще выразительна, что заставляет задуматься над устоявшимся мнением: дескать, употребление глаголов для рифмовки - признак недостаточности мастерства поэта?

Александр ФАНФОРА


Игорь Мельников. "Звездолет для одуванчиков". Библиотека журнала "ГОРОД" - Литературное агентство Вячеслава Смирнова. Тольятти. 2002. Тираж 200 экз.

ЗВЕЗДОЛЕТ ДЛЯОДУВАНЧИКОВ

За углом, за поворотом. ..Ив первом, и во втором случае - изменение траектории. Но есть разница. За поворотом - это когда повернул, или повернуло: есть волевое усилие, свободное или вынужденное. За углом - просто немного в стороне. Рукой подать. Можно заглянуть, а можно и пройти мимо чего-то уже известного, оставить на другое время.

"За углом" - один из характерных образов поэзии Игоря Мельникова. Я не скажу "любимых" (как, впрочем, и о других, живущих на страницах его книги). На мой взгляд, Игорь пишет не о том, что любит - он не акцентирует свои пристрастия, - но о том, что знает. Другое дело, что знание это пронизано любовью, как солнечным светом вода. Итак, если любовь является одной из составляющих мира и взгляда Игоря на мир, то что же - за углом?

Вечность. Здесь, на улицах, заполненных спешащими или праздными людьми, шумом проезжающего транспорта, обрывками разговоров и клочками газетных страниц, она соприкасается с человеческим ми¬ром в форме времени, которое видится поэту в образе юности. Юность не осознает себя, как и мир (мысль, неоднократно подчеркнутая в ряде стихотворений). Мы говорим о юности, когда непоправимо взрослеем. Тогда мы оглядываемся с горечью и сожалением на залитые солнцем и теряющиеся в голубой дымке дни -и встречаем взгляд времени, которое говорит нам: поздно. Время ушло - осталась вечность, но опять мало кто заметил это. Но тот, кто заметил, и начинает исследовать открывшееся необъятное пространство, видит, что оно состоит из бесконечной череды других стран, других миров.

У Игоря встречается рифма "мира - квартира", хорошо передающая конфликт времени и вечности и особенность взгляда, одновременно обозревающего весь диапазон явлений, заключенных между этими полярными понятиями. Квартира - тоже мир,свой, маленький мирок, в котором человек отдыхает и прячется от большого мира, в котором ему легче и проще быть человеком, сохранять свою индивидуальность. Квартира - царство времени, перемен - времен года, моды на одежду и образ мыслей и так далее. Мир, демонстрируя нам непреложность своих законов, с которыми мы не можем не считаться, напоминает о вечности. А что же поэт? Он - прохожий, он заглядывает в окна, ловя взгляд комнатного гнома, наблюдает за своим отражением среди отблесков неоновых огней в витринах. Он путешественник, оставляющий квартиру и устремляющийся навстречу другим мирам (микро- и макро-) и новым впечатлениям, и возвращающийся, чтобы в тишине переложить их в новые мудрые строчки. И он уже знает, что когда-нибудь не захочет вернуться.

Строчки, составляющие ткань стихотворений Игоря Мельникова, легки. Словесная ткань прозрачна. Но эта прозрачность для умеющего видеть не моно-тонна - она пронизана светом, живым, пламенным блеском, чистыми звенящими звуками; она глубокая и живая.

Это в общем. Потому что почти о каждом отдельном стихотворении пришлось бы написать не меньше. Несмотря на легкость и прозрачность конструкции, они несут большую смысловую нагрузку, не совсем, правда, привычную обыденному сознанию. Они всегда драматичны, явно или неявно споря с кажущимся единственно возможным ходом прагматичной мысли. Они красивы, как башня, уходящая в небо, выстроенная по законам искусства. Собранные в книгу, которой автор дал на первый взгляд ребячливое название "Звездолет для одуванчиков", они представляют собой как будто осколок метеорита, волею случая упавшего на землю из другого, вечного мира, имя которому - поэзия.

"Все вечно. И капли срываются вниз.

И ставят, разбившись, последние точки".

Елена КАРЕВА

 

ОСЕННЕЕ СЕРДЦЕ

Владимир Мисюк. "Письма осени". - Литературное агентство Вячеслава смирнова. Тольятти. 2002 г. Тираж 500 экз.

Писать об осени во времена так называемого застоя считалось чуть ли не инакомыслием. Бытовало твердое мнение, что советский поэт обязан пробуждать радостные чувства. Осень старательно вымарывалась из книг. Поэты же, напротив, любили описывать именно это время года - "очей очарованье". Стихи об осени, собранные вместе, могли бы претендовать на увесистый том, антологию "осенней лирики".

Золотые времена застоя давно миновали. Теперь разрешено писать о чем угодно и как угодно, но, к удивлению и читателей, и критиков, хороших стихов на страницах литературных журналов и газет не прибавилось. Вот почему поэтический сборник поэта из Тольятти Владимира Мисюка - "ПИСЬМА ОСЕНИ" стал для меня приятной неожиданностью.

Поэт Игорь Шкляревский в пору своей юности писал:

Однажды в юности, летящей
На крики на веселый свист,
Я заглянул в почтовый ящик,
А в нем лежал осенний лист...

Написано озорно, весело, но вместе с тем читателя одолевает неизъяснимое чувство грусти, предстоящей утраты... В "Письмах осени" Владимира Мисюка осенние листья так же приобретают некое символическое значение - в них таится грустный рассказ о быстротечности жизни, которая то ли еще не наступила, то ли уже прошла - ни сон, ни явь.

Осень в лирике В. Мисюка воспринимается не только как время года, но и как метафора, со-стояние души:

Растворилась больная душа В птичьем гаме.
Слышишь, листья сухие шуршат Под ногами?
Слышишь, листья сухие шуршат, Опадая?
Боже мой, как же ты хороша, Молодая!

Адрес отправителя "Писем осени" - "осеннее сердце" поэта, особенное осеннее миросозерцание автора, где есть и воспоминания о детстве, и любовь, и чья-то угасающая жизнь (стихотворение "Старуха"), и осенние пейзажи, и "творчество и чудотворство", и многое другое... Эти письма, окрашенные, как правило, в золотисто-грустные тона, читать не скучно - в книге есть свой сюжет, своя интрига, своя музыка. А некоторые миниатюры привлекают живописностью и лаконизмом:

Воскресенье. Осенний парк

В небо голые ветви простер. Лист передний, Как Жанна д'Арк, Взошел на костер.

Удачным дополнением к стихам Владимира Мисюка является графика Марины Шляпиной. Иллюстрации к книге очень точно улавливают настроение поэта, его творческий почерк.

Поэтические пристрастия автора четко обозначены - это Георгий Иванов и Николай Рубцов. С одним из "осенних" стихотворений классика русской поэзии Владимир Мисюк, задаваясь извечным вопросом, вступает в перекличку:

"Листья падали, падали, падали..." И ложились плашмя на траву. Жить на свете до старости надо ли? А, Иванов, молчите, ау?

Памяти другого классика- Николая Рубцова - посвящено одно из стихотворений сборника.

Листая станицы "Писем", наталкиваешься порой и на некоторую психологическую бедность "лирического героя": наряду со стихами-подлинниками соседствуют "двойники", которые придают "Письмам" определенную долю монотонности, прямолинейности ряда образов. Конечно, это можно отнести к просчетам в составлении книги, отсутствии опытного редактора, что становится уже общей бедой современного книгоиздания.

Поэт Владимир Мисюк вступил в зрелый "осенний" возраст (еще одна параллель с письмами осени), он автор трех поэтических сборников, вышедших в Тольятти, и ряда публикаций в московских журналах и газетах, в том числе - "Литературной России" и "Литературной газете". Ничего, что новый сборник лирики В. Мисюка вышел скромным тиражом. Убежден, слово поэта будет расслышано на литературном пространстве Отечества, потому что оно прочно связано с живой, а не выдуманной в литературных лабораториях, жизнью.

Владимир КОРОБОВ, Москва

"Город", 2002, № 3(7). Альберт Пирогов

Этот текст мы поместили в данный раздел по ряду соображений. Можно рассматривать эту сказку как продукт в некоторой степени вторичный: за ритмикой стиха весьма прозрачно просматривается пьеса Леонида Филатова "Про Федота-стрельца..." (впрочем, автор утверждает, что филатовскую сказку он прочитал намного позже написания своей пьесы). С другой стороны, сказка представляет несомненный интерес как любопытный образчик народного творчества, оперирующий даже не персонажами, а некими типажами, бытовавшими в русском фольклоре. Словом, тут есть что почитать и о чем подумать, рассматривая сказку Пироева сквозь призму творческого народнго наследия. В данном случае мы даже не затрагиваем тему технологии стихосложения, речь идет лишь о механизмах, образах и психологии, используемых автором в своем произведении. Как правило, читателю, не отягощенному культурным багажом, такие вещи всегда близки и понятны. Что ж, постараемся и мы понять суть притягательности произведений подобного направления...
B.C.

ЧИСТА НОВАЯ РУССКАЯ СКАЗКА

Типа пьеса реально в 14-ти действиях

Действие первое

ЛУКОМОРЬЕ

ВСТУПЛЕНИЕ

Ой, люди, люли, люли, Фунты, доллары, рубли Все мозги перевернули, Ум за разум завели. Оторвись, честной народ, От коммерческих забот. Не недвижимость, не тряпки Сказка новая вас ждет. Попрошу вас не стесняться, Да вокруг меня собраться. Дважды я не буду звать. Ну, коль можно мне начать -То начну, чего ж волынить, Только время зря терять.

Автор
Значит так! Однажды в царстве, В тридесятом государстве Принят был один закон, И предписывал всем он, Что, поймав нечисту силу, Не губить, а брать в полон. Нечисть самая простая: Бабка Ежка да Кощей И еще та, что летает, В общем, сам Горыныч Змей. Сим законом их хотели Для потомков сохранить, Чтобы люди в добром деле Их могли бы применить. Но проходит век за веком,

А вот толку нет и нет, Лишь под силу человеку Их прогнать на двести лет. А потом опять выходят Грабить, жечь и убивать До поры, когда приходит Богатырь их усмирять. Так и в этот раз случилось. В Лукоморье, где дубок, Нечисть ссыльная томилась, Отбывая новый срок. От безделия страдая, Плут Кощей решил начать, Змей Горьшыча толкая, Болтовнёю докучать.

Кощей (с издевкой)
Эй, Горыныч, что не весел?
Признавайся, почему
Ты головушку повесил?
Хватит хныкать одному.
Расскажи, какое горе.
Что ты опечалился?
Может, в наше Лукоморье
Богатырь направился?
Может, хворь с тобой случилась?
Может, зубы мучают?
Расскажи-ка, сделай милость,
Эту тайну жгучую.

Змей Горыныч (печально)
Никакой тут тайны нет.
Скука одолела.
Это ж надо! Столько лет
Все сидим без дела.
Перестали уважать,
Чтоб им заикалось.
В лужах лягушат пугать
Только и осталось.
Не могу так больше жить.
Нету силы боле.
Лучше чучелою быть
У детишек в школе.

Баба Яга
Что дитям в пробирке змей, В этом толку нету. Слушай Змей, и ты, Кощей, Моего совета:
Мы Царю предложим дружбу,
Пусть берет к себе на службу, Будем царство защищать, Да приказы вьшолнять.

Кощей (удивленно)
Что ты, бабка, ошалела. Мы же злыдни, нам нельзя. То ж невиданное дело: Царь и мы, и вдруг - друзья. Чугунком-то повари. У него богатыри. Кренделей таких отвесят, Хватит и на сухари. Да еще Семен-солдат -Встреча с ним кромешный ад.

Баба Яга
Мы же будем тет-а-тет Проводить с Царем совет. Если бунт какой, иль смута, Мы наводим марафет. А Семена мы сгноим, Он под силу нам троим.

Змей Горыныч (решительно)
Чтоб царю спокойно жить, Чтоб народ боялся, Я готов ему служить, Я бы постарался.

Кощей
Ну, коль так, скорей идем, Эта служба в радость. Будем мы тогда втроем Делать людям гадость.

Автор
И отправились злодеи во дворец, Чтобы грусти их быстрей пришел конец.

 

Действие второе

ДОГОВОР

Автор
Солнце вышло из-за гор. Утро наступило. Вместе с ним на царский двор Нечисть завалила.
Весь дворец затрепетал, Бабы завизжали, Спьяну старый генерал Бахнул из пищали. Царь от страха онемел, Стал как лед холодный, Словно с вечера поел Жижицы болотной. А лицом - ну прямо мел, Еле прошептать сумел.

Царь
Пропадаю! Помогите! Слуги верные, спасите!

Автор
Ну а слуги - кто куда, Не оставив и следа, Змей Царю кричит:

Змей Горыныч
Погодь!
Нечего бояться.
Мы пришли к тебе, вашбродь,
В слуги наниматься!

Кощей
Службу верно исполнять Будем мы для трона, Чтоб никто не смог отнять У тебя корону.

Автор
Царь от речи таковой Вмиг приободрился, Стал кивать им головой, С чувством прослезился.

Царь
Мне ж такие и нужны, Мне ж вас не хватало. У меня и без войны Худо, бедно стало. Не хотит народ казне Денежку отваливать. Хватит их тогда и мне Хлебом с маслом баловать. Прямо на худых харчах Я тут прозябаю, Чтобы вовсе не зачах -
Я вас принимаю. Но я вижу, что у вас Есть свое условие, Я его тогда в приказ Внесу как послесловие.

Кощей
Что тянуть нам за тесемку, Убери солдата Семку, Службу кавердную дай И скажи ему: "Ступай", А покуда не исполнит, В государство не пускай.

Царь
Верно ты, Кощей, сказал. Нужно, чтобы он пропал. Я ему поставлю службу, Чтоб вовек не разгадал, Да еще богатырей Я спроважу поскорей, Чтоб не портили малину Справедливостью своей.

Баба Яга
Может, чем тебе помочь? Я напакостить не прочь. Уж такое им сварганю -Ни за что не смогут смочь.

Царь
Нет! Уж этим сам займусь, Без коряги обойдусь. Подпись ставлю в договоре, Что я нанял Лукоморье, И сургучную печать, Чтоб законность ей придать. А теперь укройтесь в чаще.

Автор
Царь поскреб по темени. Царь
Ждать приказа моего До поры до времени.

Автор
Нечисть быстро удалилась И в болотах схоронилась.


Действие третье

ССОРА С ГЕНЕРАЛОМ

Автор
Весело Царю вдруг стало,
И позвал он генерала.

Царь
Посоветуй мне скорей,
Как изгнать богатырей
И Семена за границу,
Чтоб вовек им не явиться.
Ты не хмурься, Генерал,
Ведь под дверью все слыхал.
Что молчишь?
Ответь царю.
Я с тобою говорю.
Ну, а коли не поможешь,
В кандалах тебя сгною.

Генерал (в негодовании)
Кандалы, не кандалы...
Нету хуже кабалы,
Чем простым людям вредить,
С гадом дружбу заводить.
До седых волос я дожил,
В битвах разных побывал,
Славу воинскую множил,
Грабежом не промышлял.
Не к лицу марать мундир,
На крови играя пир.

Царь
Я не понял. Ты чего ж?
За царем и не пойдешь?
Ща по морде так заеду,
Что зубов не соберешь,
Поломаю, искалечу,
Спину плетками засечу!
Нечего права качать.
Дам приказ - пойдешь сполнять.
Это ж надо! Всякий дурень
Будет на царя орать!

Автор
Генерал погон сорвал,
Кинул к трону и сказал:

Генерал
Все! В отставку ухожу.
На послед тебе скажу:
Что посеешь - то пожнешь,
То что дашь - вернется,
Будешь обижать народ -
Боком обойдется.
Хоть все войско отошли,
Все равно получишь.

Царь
Ладно, дурень, отвали.
Не по рангу учишь.

Генерал
Ну, прощай!
Я все сказал.

Автор
Повернулся генерал
И пошел прочь со двора,
Где пришел конец добра.
Ну, а Царь, смеясь, ликуя,
Леденец во рту смакуя,
Издает такой указ:

Царь
Чтоб немедля, прям сейчас,
Войско все разоружить,
По деревням расселить.
Основных богатырей
Выслать за девять морей,
Пусть границу защищают
Там от белых медведей,
А Семена в кандалы
И в темницу до поры.

Автор
Так от счастья упоенный
Самодур самовлюбленный
Весь народ обрек на горе,
Взяв на службу Лукоморье.
И пошла беда по свету по всему,
Не было спасенья никому.
Только царь от пуза ел да спал,
Да приказы лукоморцам отдавал:
Где оброк собрать,
Где город разорить,
Где чего отнять,
Где села запалить,
Чтоб народ нигде и рыпнуться не смел.
Пусть творят друзья лихие беспредел.

 

Действие четвертое

ПОВИТУХА

Автор
Ну, а в это время Генерал
По трактирам деньга пропивал.
Водкой горе он свое хотел залить,
Думы горькие похмельем задавить.
Но, как водится, деньгам пришел конец,
Мысли светлые явились наконец.

Генерал
Ладно, Царь, всем подлецам подлец,
Сумасбродству твоему придет конец.
И коль с нечистью имеешь ты родство,
То в подмогу надо вызвать колдовство.
К Повитухе нынче же пойду,
Пусть накличет на тебя беду.
Видит Бог - нет силушки смотреть,
Как народ ты губишь кереметь.

Автор
И пошел он Повитуху в лес искать,
Да про беды ей людские рассказать.
Долго ль, коротко ль искал в лесу избушку,
Все же вышел на заветную опушку.
Только страшно генералу стало вдруг,
Непонятный на него нашел испуг.

Генерал
Может, бабка с лукоморцами в родне,
Может, вовсе не поможет мне,
Может, планы у нее совсем не те,
Может, еще хуже быть беде,
Может, заколдует, иль убьет,
Может, к черту лысому пошлет,
Ну а может, зря пугаюсь я,
И старушка очень добрая.
Хватит, старый дурень, пасовать.
Двум смертям не быть -
Одной не миновать.

Автор
Потоптавшись у порога,
Прошептав тихонько "С Богом",
В ветхую зашел избушку,
Там и увидал старушку.
В рваном рубище, седая,
Действие четвертое
Еле нога продвигая,
К Генералу подошла,
Разговор с ним завела.

Повитуха (удивленно)
Как же ты здесь очутился?
Может быть, с луны свалился?
Может, ветром занесло?
Вот так диво, вот чудно!
Сколько лет и сколько дней
Я не видела людей,
Так и думала, что сгину
Здесь в лесу промеж зверей.
Голубь мой, моя отрада, Я тебе ужасно рада. Сядь, родимый, отдохни, Репеек с плаща стряхни, Новости, скажи, мирские Хороши или плохи?

Генерал (печально)
Нет хорошего у нас ни на капельку,
Отобрали у меня остру сабельку,
Не щадя седины опозорили,
И указом со службы уволили.

Повитуха (удивленно)
И чего ж ты такого набаловал,
Что из чина тебя царь разжаловал?
Не солдат ведь - генерал!
Ты, наверно, бунтовал?
На престол, наверно, метил?
И за это схлопотал.

Генерал
Взбунтовался - это так.
Но не в том причина,
Ведь за честность за свою
Я лишился чина,
Со злодеями яшкаться не желая,
Вот поэтому в опалу я попал.

Повитуха
Не пойму я. Ну-ка, все мне расскажи,
Да по полочкам все факты разложи.

Генерал (раздраженно)
Факт один! Наш Царь сдурел! И себе в подспорье
Он для всяких злобных дел Нанял Лукоморье.
Злыдни грабят, убивают народ,
Ну, а Царь от них имеет доход:
Сундуки набиты златом, серебром,
Шифоньеры понапичканы добром.
Люди гибнут, голодая кругом,
А ему, злодею, все нипочем.
Вот такие у нас пироги.
Так что, бабушка, ты мне помоги,
Лихоимца на место поставить,
Да все царство от гадов избавить.

Повитуха
Как же я тебе, милок, помогу?
Я же старая - чего я могу?
Не могу же я с Царем воевать,
Мне не то что меч - руки не поднять.

Генерал
Я те че - военкомат,
Набирающий солдат?
Колдовская нужна сила -
Вот чему я буду рад.
Может, порчу наведешь,
Или сглаз какой нашлешь?
В общем, делай, как умеешь,
Ты же в этом волочешь.

Повитуха
Я стара. Кое че забыла,
Да и толку в этом нет.
Тут нужна другая сила,
Что их била тыщу лет.

Генерал
Это что? Богатыри?

Повитуха
Да, милок, они б смогли.

Генерал
Только нету их в державе,
На задворки упекли.
На далекие границы
Царь их выслал из столицы.
Есть еще солдат Семен,
Вот уж, шельма, был умен.
Но по царскому указу
Он в темницу заточен.

Так что думай, Повитуха,
Напряги мозги, старуха,
Что нам надо предпринять,
Чтобы иродов прогнать.
Знаю, что ты не молодка,
Но осталась патриотка
Ты страны своей. И все ж,
Верю, выход ты найдешь.

Повитуха
Да, от слов до дела - целая верста,
А задача наша вовсе не проста.
Вроде было средство
У меня одно, Бабкой по наследству
Мне передано.
Если на рассвете кое-что сказать,
Сможет перед нами богатырь предстать:
В силе равных не найдешь,
Умнее не бывает.
На такого попадешь -
Мозги повышибает.
А красы! Не описать.
Русы кудри, горда стать.
Да с него картины можно
Акварелями писать.

Генерал (радостно)
Ну, бабуля! Ну, дела!
Вот что выдумать смогла!
А прикидывалась дурой:
"Не получится, стара".
Это ж чудо из чудес.
Знать, не зря пришел я в лес.
Ну, давай. Колдуй быстрей.
Пусть он явится скорей.

Повитуха
Больно скор ты, Генерал.
Неужели не слыхал?
Колдовать-то надо утром,
А не кто как заказал.
Так что, милый, спать ложись,
Никуда не торопись
Будет утро - будет дело,
А сейчас угомонись.
Забирайся на кровать,
Я - на печь, и будем спать.

Автор
И в душе мечту лелея,
Старики легли скорее.
Солнце красное за горку закатилось,
Темна ноченька над миром опустилась.

 

Действие пятое

КОШМАР

Автор
В это время Царь в постели
После бурного веселья,
Словно мотылек в огне,
Маялся в кошмарном сне.
Весь в поту, стуча зубами,
Нервно дергая ногами,
Он стонал в тиши ночной,
А проснувшись, чуть живой
Лукоморцев подозвал.
Не сдержался, зарыдал:

Царь
Ой, ребяты, помогите!
Страшный сон мой разгоните!
Я от страха ща умру,
Чую, это не к добру.

Баба Яга (успокаивающе)
Не волнуйся, ангел мой
Ты же видишь - мы с тобой.
Расскажи, что приключилось,
Что во сне тебе приснилось?
Я ведь мигом разберу,
Что к беде, а что к добру.

Кощей (сусмешкой)
Это точно - разберет,
Может, кой чего приврет,
А вообще, послушать можно,
Что она тут наплетет.

Баба Яга (стыдя)
Ты, Кощеюшка, дурак,
Если рассуждаешь так.
Я ж обидеться могу
И царю не помогу.
Пусть в кошмарах он страдает,
Если вам всем по фигу.

Царь
Не хочу во сне страдать,
А желаю сладко спать.
Так что ты, Ягуся, слушай,
Только вот с чего б начать.

Автор
Царь с опаской оглянулся,
К уху бабкину пригнулся.
Как испуганный комар,
Стал рассказывать кошмар.

Царь
Страшный бой в глазах стоит:
Сокол с воронами бьется,
Степь вокруг огнем горит,
Кровушка рекою льется,
Воронье всей стаей прет,
Рвет когтями и клюет,
Ну а сокол - как из стали,
Ничего ведь не берет,
А какой уж сильный был,
Что ворон всех победил,
Перья по ветру развеял,
Ихо царство разорил.
И сказал: "Быки в, натуре!"
Я не понял этой дури:
Ну, причем же здесь быки.
Ты умище напряги,
Покумекай, дай ответ -
Будет худо, али нет?
И как главный хиромант
Предоставь свой вариант.

Кощей (смеясь)
Вот так сон! Ну, уморил!
Про ворон наговорил,
Да еще приплел коров.
Ты, я вижу, нездоров.
Сумасшествие сплошное,
Не позвать ли докторов.

Царь (раздраженно)
Да замолкнешь, ты, Кощей?
Бабка, объясни скорей.
Я горю от нетерпенья,
Не томи души моей.

Баба Яга
Ты, царь-батюшка, не бойся,
Спать ложись и успокойся.
Здесь угрозы нет ничуть -
Это все похмелья муть.

Царь (неуверенно)
Ты уверена?

Баба Яга (утвердительно)
Конечно!

Царь (облегченно)
Ну, а мне казалось - жуть.
Коль беды не надо ждать,
Я пошел тогда в кровать,
До утра, поди, далеко?
Надо бы еще поспать.

Автор
Для приличия зевнул
И спокойным сном уснул.
В спальню тишина вошла,
И Яга всех позвала
Выйти поскорей на двор,
Обсудить сей разговор.

Баба Яга
Царь пусть спит, что толку в нем,
Покумекаем втроем.

Змей Горыныч (взволнованно)
Понял я, друзья лихие,
Времена грядут плохие.
Чтоб голов не потерять
Надо что-то предпринять.

Кощей (смеясь)
Ну, вы трусы, честно слово.
Странный сон - ну что ж такого.
Мы злодеи высший класс,
Кто ж осмелится на нас,
Скрутим всех в бараний рог!

Баба Яга (укоряя)
Ты всегда хвалиться мог,
А до дела как доходит -
Словно заяц под кусток.

Кощей
Я? Как заяц? Ладно врать.
Повстречайся мне хоть рать -
Одной левою рукою
Всех сумею раскидать.

Змей Горыныч
Будет спорить вам, друзья,
Мы же все одна семья.
Раз беда не за горою,
Ссориться никак нельзя.

Кощей (раздраженно)
Не семья тебе я вовсе,
Если хочешь, то готовься,
А меня оставь в покое.
Вот пристали! Что ж такое?

Баба Яга (ехидно)
Ну давай, давай, иди,
Но назад не приходи.
По ушам-то ты получишь,
Вот увидишь - погоди.
Голова твоя с дырой,
Несвершившийся герой.
В одиночку биться хочешь?
Ну и ладно, черт с тобой,
Без тебя врага побьем,
Может головы складем...
Но с тобой одной дорожкой
Мы уж точно не пойдем.

Кощей
Ой, не велика беда,
Разбежимся как всегда.
Всем счастливо оставаться!

Автор
И утек, как с гор вода.

Змей Горыныч
Тем и кончим наш совет,
Раз не хочет. Нет - так нет.
На одном Кощее тоже
Не сошелся белый свет.

Автор
Так и не приняв решенья,
Не достигнув соглашенья,
Лукоморцы разошлись.
А как солнце взмыло ввысь,
Все отправились в поход,
Чтобы совершить обход
Всех лесов, полей и рек.
Чтоб не только человек,
Но и зверь какой рыскучий,
Или птах какой летучий -
Во столицу ни на шаг,
Кого видят - тот и враг.

 

Действие шестое

КОЛДОВСТВО

Автор
Но вернемся мы в избушку,
На лесную на опушку,
Где опальный генерал
Эту ночку коротал.
На траву роса осела,
Темно небо побелело.
С первым криком петуха

Повитуха (хоть глуха)
Все же быстренько проснулась,
Повернулась, потянулась,
Покряхтела, позевала,
С печки вниз - и к Генералу.

Повитуха
Просыпайся, милый друг,
Спать нам боле недосуг.
Час настал, рассвет уж близко,
А то прозеваем вдруг.

Автор
Генерал в кровати встал,
Кое-как глаза продрал,
Тупо в угол посмотрел,
Лег в кровать и захрапел.

Повитуха
Ладно, дрыхни, лежебока,
Тя будить одна морока,
Ну а помощи ничуть,
Обойдуся как-нибудь.

Автор
Взяв свою кривую клюшку,
Бабка вышла на опушку,
Маковый сорвав цветок,
Повернулась на восток,
Трижды в небо покрестилась,
Трижды в пояс поклонилась,
Утоптав вокруг траву,
Приступила к колдовству.

Повитуха
Разойдися, стая туч, стая туч.
Ты пробейся, первый луч, первый луч,
Упади на маков цвет, маков цвет,
Озари им белый свет, белый свет,
Как стрела в лесную тьму ты вонзись,
Добрым молодцем ко мне обернись,
Во спасенье бедным людям зову,
Нечисть гнет их, словно ветер траву,
Так что ты давай, быстрее явись,
Да за землю за родную дерись.
Вроде это не отсюда слова?
Ох, дырявая моя голова.
Старость в пользу не идет,
Да, поди, и так сойдет.
Щас проверю, есть ли прок.

Автор
Бабка подняла цветок.
Только луч пронзил бутон,
Загремел ужасный звон,
Будто звонари сдурели
На церквах со всех сторон.
Вот пошел переполох.
Генерал чуть не оглох,
Выскочил в одних кальсонах,
И за дом - в чертополох.
А цветок, огнем играя,
Лепесточки расправляя,
Рвется в небо, аки птица,
Чтоб свободой насладиться,
Все же вырвался из рук,
Сделав над поляной круг
(Словно оглядеть хотел),
И в избушку залетел.
Стало тихо на опушке,
Лишь рассвет свой делал путь,
Но одна в свой дом старушка
Побоялась заглянуть.
Стала шарить по кустам,
Генерал-то где-то там,
Только спрятался уж слишком,
Не найти и по пятам.

Повитуха
Ба! Ну где же Генерал?
Он из дома выбегал.
Только что ж его не видно,
Неужели деру дал?
Вот шельмец!
Смешно, ну право.
Где же воинские нравы?
Отступать ведь не к лицу
Вот такому молодцу.
Генерал! Эй, Генерал!
Отзовись - куда пропал?

Генерал (очумело тараща глаза)
Тута я. Чего орешь?
Ну, ты, старая даешь!
Сколько шума натворила,
Сразу все и не поймешь.

Повитуха (смеясь)
А зачем в кустах сховался?
Неужели испугался?

Генерал (гневно)
Коль плетешь - то знай придел.
Ишь чего сказала!
Я в засаде тут сидел,
Покаты колдовала.
Ведь военная наука -
Тоже не простая штука.
Ни один не дрогнул нерв,
Стратегический маневр
Произвел я - так и знай!
А не знаешь - не болтай!

Повитуха (смеясь)
Что стратег, оно видать,
Только прежде чем орать,
Ты на речку лучше сбегай,
Чтоб порточки постирать.

Генерал (сукором)
Как ты смеешь? Я ж солдат!
И баталиям я рад,
Ну, а коль струхнул немного -
Извиняюсь. Староват.

Повитуха (улыбаясь)
Ладно, воин, богстобой.
Не бухти, пойдем со мной.
Нужно глянуть, что ж там вышло
И явился ли герой.

Автор
С тем направились в избушку.
Генерал - за ним старушка.
Тихо к двери подошли,
Покрестились, в дом вошли.
В доме было все верх дном:
Утварь битая кругом,
Ну, такое впечатленье,
Будто кто-то вел погром.
Повитуха онемела.
Генерал как столб стоит.
На столе лежало тело,
И по-тихому мычит.

Повитуха (удивленно)
Много в жизни колдовала,
Всяко разно видела,
Но такого результата
Точно не предвидела.
Получилось! Вот дела,
Это ж надо же, смогла!

Генерал (раздраженно)
Только он чего-то голый,
Ну, а мне че наплела?
Ах ты, дряхлая кадушка!
Ах ты, кислая ватрушка!
Недодавленный волдырь, -
Разве это богатырь?!
Где кольчуга, шит, где меч?
Чем он будет бошки сечь?
Как же мы врагов побьем,
Коль адежи нет на нем?
Да и лысиной своей
Распугает он людей.
Что ж ты, бабка, натворила?
Отвечай-ка мне скорей.

Повитуха (обиженно)
Погоди ругаться зря,
Сам просил богатыря.
Ну, а то, что гол и лысый,
Чуть напутала, творя.
Нет, чтобы благодарить,
Он давай меня корить.
Нет в природе джетельменов,
Нету, что ж тут говорить.

Автор
Стыдно стало Генералу.
Красный, словно, помидор,
Чтоб не разрастись скандалу,
Мягче начал разговор.

Генерал
Ладно, бабка, извини.
Пред тобою виноват,
Но и ты меня пойми,
Ошарашил результат.
Ждал одно - пришло другое,
Да к тому же - вот такое,
Так что не серчай.
Вспылил,
Не подумав, говорил.

Повитуха
То-то! Думай наперед.
Ну, коль времечко не ждет -
Надо молодца будить
И в курс дел его вводить.
Дай-ка простынь мне вон ту,
Щас прикрою наготу.
Ох, волнуюсь, словно девка,
Видя эту красоту.

Генерал (раздраженно)
Посерьезней надо быть
И не к месту так шутить,
Он хоть голый - все же воин,
Лукоморцев будет бить.
Так что перестань вздыхать,
Будем парня подымать.

Автор
С верою в благое дело
Тормошить начали тело.
Уж как били и толкали,
По щекам его хлестали,
Брызгали в лицо водой,
Только он как неживой.
Старики и так и сяк -
Не шевелиться никак.
Целый час над телом бились
И без сил на пол свалились.

Повитуха (устало)
Это богатырский сон,
Коли нас не слышит он.

Генерал (удивленно)
Если он силен, как спит -
Значит, точно победит.
Сколько времени толкаем -
Хоть бы пикнул, паразит.
Что ж, придется подождать,
Ведь не вечно будет спать.

Повитуха
Ща немного перекурим
И начнем опять толкать.
Ну-ка, тихо! Вроди, бредит.
Может, что во сне ответит.

Автор
Старики с полов вскочили,
Уши к телу приклонили.
Еле слышно как-то в нос
Словесной пошел понос.

Тело
Два по сто!
Кобылу в тачку!
Мент поганый!
Баксов пачка!
Замочу, быки, в натуре!
Ты, тюлень, в овечьей шкуре!

Автор
Обалдевший Генерал
Словно вкопанный стоял.
Бабка, закатив, глаза,
Рухнула под образа.
И в таком оцепененье
Шок растаял постепенно
И, волнуясь черезмерно,
Генерал решил опять
Тело тихо потолкать.

Генерал
Слышь, сынок, очнись, родной,
Да поговори со мной.
Что ж лежишь ты, как болван,
Как хоть звать тебя?

Тело
Вован.

Повитуха (радостно)
Ой, гляди - заговорил!
Прямо груз с души свалил.
Все по-нашему выходит,
Зря меня ты осрамил

Генерал (раздраженно)
Вот возрадовалась, дура.
Все равно он как скульптура
Без движения лежит,
Бред какой-то говорит.
Ну, а имя - курам на смех,
Будто бы назвали наспех -
Никого не устрашит,
Разве только рассмешит.
От него не только нечисть -
Таракан не побежит.
Да, старуха, оплошала,
Не того наколдовала.

Повитуха (сукором)
Как же это не того,
Лучше глянька на него,
С виду очень даже сильный,
Да и имя ничего.
Попривыкнем, дай-ка срок,
Будет с молодца нам прок.

Генерал
Уж твоими бы устами
Мед мне лопать с пирогами,
А на деле что у нас?
Парень спит - и весь рассказ.

Автор
Только вымолвить успел,
Стол тихонько заскрипел,
И со стоном встал герой,
Голову держа рукой.

Вован
Вот, в натуре, я дурак,
Что ж вчера надрался так.
Ничегошеньки не помню,
И в башке сплошной бардак,
Мозги точно не на месте.
Щас бы водки граммов двести.
Шарабан ща разлетится,
Мне б, в натуре, похмелиться.

Генерал (с издевкой)
Вот так выдался соколик!
Он к тому же алкоголик!
Подвалило счастье нам,
Все мечты пошли к чертям,
Что ты, бабка, в удивленье -
Это вес твое творенье

Вован (раздраженно)
Э, баклан, свой рот закрой.
Не пойму, ты кто такой:
Вор в законе, бык в загоне,
Или, типа, деловой?

Генерал (обиженно)
Сам ты вор и сам ты бык!
Я ж к такому не привык.
Это что за обращенье?
Никакого уваженья.

Вован
Ща начнешь панты лепить
Грубо и нахально,
Можешь в дыню получить,
И вполне реально.

Генерал (возмущенно)
Мало то, что нам дерзит?!
Он к тому ж еще грозит.
От досады сердце ноет,
Как расстроил, паразит!

Повитуха (спокойно)
Что ж вы спорите, ребяты,
Будто бы враги закляты.
Перестаньте ради бога!
Ведь у нас одна дорога.
Ты б сначала, Генерал,
Парню вкратце обсказал:
Где находится, в чем дело,
А не с критикой напал.
Надо быть дипломатичней,
Чуть помягче, потактичней,
А не горлом напирать -
Парню все же воевать.

Вован (удивленно)
Оба-на! А это тело
Че тут только проскрипело?
Это с кем же, твою мать,
Мне придется воевать?

Повитуха
Погоди, потом узнаешь,
А пока что не бранись.
Вижу, слабо понимаешь,
На-ка, бражкой похмелись.

Автор
Бабка сбегала к кадушке,
Набрала две полных кружки,
Молодцу дала испить,
Тонус чтоб восстановить.
Богатырь, отпив глоток,
Вмиг почувствовал хмелек,
Хлопнул обе кружки разом
И в блаженстве произрек:

Вован
Бабка, классное бухло!
В теле стало так тепло,
Все похмелье рассосало,
Даже крышу повело.

Повитуха (с наставлением)
Ну, а коль полегче стало,
Тто послушай генерала,
Он расскажет тебе щас,
Как свалился ты на нас,
Надобность в тебе какая.
В общем, слушай целый час.

Вован (сонно)
Ладно, плесень, отвали!
Всем мерси, что помогли,
А теперь из бани пулей -
Пока тут не полегли!

Повитуха (устало)
Видимо, не понимает,
Где он нынче пребывает,
Сложно будет разъяснить.

Генерал (гневно)
Да чего с ним говорить?
Голова с печно чело,
Мозгу точно ничего!
Думает, что это баня.
Ты поглянька на него.

Вован (сухмылкой)
А, по-вашему, я где?
У козла на бороде?
Не крутите мне динаму,
А то тресну по балде.

Генерал
То-то дело, что не знаешь,
А туда же - выступаешь,
Оглядись, не так ведь глуп,
Это же не банный сруб.

Автор
Молодец окинул взглядом
Все вокруг, что было рядом
И, видать, с большим мученьем
Все же вышел к заключенью.

Вован
Да-а, на баню не похоже -
Обстановочка нета.
Значит, буду бить вам рожи
И, пожалуй, неспроста.
Есть мыслишка, старики,
Что вы, типа, маньяки.
А меня вточняк украли,
Чтоб пустить на шашлыки.
Только зря вы напряглись -
Не на лоха нарвались.

Генерал (удивленно)
Что ты? В мыслях не имели,
Отродясь людей не ели -
Это же полнейший бред.
Лично я не людоед!
Да и бабка-повитуха -
Предобрейшая старуха.
Зря напраслину возвел,
Постьщился бы, орел,
И вообще - хорош хамить,
Дай нам все же объяснить.

Вован (повелительно)
Знаешь, дед?
А ты и бабка
Не из робкого десятка.
Разрешаю говорить,
Только муть не разводить,
Голова и так чумная,
Слишком не хочу грузить.

Автор
Генерал чуток помялся,
Все же с мыслями собрался,
Рот открыл, чтобы начать,
Но был прерван грубо:
Кто-то начал в дверь стучать
И по стенам сруба.
По-хозяйски, нагло так,
Не жалеючи кулак,

Даже стены закачались
Не сдержав таких атак.
Видно было - не с добром
Кто-то ломится к ним в дом.
Генерал взглянул в окно
И отпрянул от него -
Морда наглого Кощея
Там глядела на него.

Генерал (удивленно)
Вот те на! А он откуда?
Неужель прознал про чудо?
Неужель следил за мной?
Это ж надо - гад какой!
Ну, Вован, вставай тогда.
За воротами беда,
Если щас не отобьемся,
Значит, сгинем навсегда.

Вован (лениво)
Ой, да ладно заливать!
Я заваливаюсь спать,
А на ваши все разборы
Мне так чисто наплевать.

Повитуха (с укором)
Враг у стен, а ты на бок?
Плохо делаешь, сынок:
Не по чести богатырской,
Не по совести, милок.

Генерал (раздраженно)
Что ты, бабка, бьешь поклон?
Аль слепа? Ведь трусит он.
А с Кощеем может биться
Тот, кто смерти не боится.
Все! Пошли! Хорош болтать.
Сами будем воевать:
За народ, за Русь святую,
Пока этот будет спать.

Вован (гневно)
Слышь, олень! Ну ты достал.
Трусом ты кого назвал?
Знай - такого повеленья
Никому я не спускал.
Если хочешь мордобой?
Ладно, выйду - хрен с тобой!
Барабанщика расплющу,
А потом займусь тобой.

Автор
Обмотавшись простынею,
Стариков позвав с собою,
Наш герой пошел на двор,
На конкретный разговор...
Но прерву я свой рассказ,
Чтоб, мой слушатель, для вас
Объяснить сей поворот,
Как Кощей вдруг у ворот
Оказался в этот миг
И в глубь замыслов проник.
Рано утром спозаранку,
После пылкой перебранки
С трехголовым и Ягой,
Царь-Кощей пошел домой,
И погнал же его бес
Сократить путь через лес.
В чаще звон он услыхал,
Быстро домик отыскал,
И под дверью, аки вор,
Начал слушать разговор.
А когда смекнул, в чем дело,
Кровь по венам закипела,
И решился он скорей
Подавить сих бунтарей,
Пред Царем предстать героем,
Кичась удалью своей.
Слава голову вскружила,
И Кощей что было силы
Стал в избушку колотить,
Заставляя выходить
Заговорщиков на свет
И держать пред ним ответ.
Все ж добился результата,
Дверь открылась, и из хаты
Вышел на него амбал,
Рожа - вылитый нахал,
И здоровый, словно мамонт,
Да еще как заорал:

Вован
Задолбал, в натуре, дятел!

Автор
Наш Кощей как будто спятил,
Заикаться начал вдруг.
Видно было, что испуг
Не дает ему собраться
И достойно отбиваться.

Кощей (обалдевши)
Я-то че, да я ниче,
И не надо мне ниче.
Так, решил побаловаться,
Ну, а вы решили че?

Вован (нахально)
Че ты чекаешь, пенек?
Неужели невдомек?
Страстно жаждая утех,
Ты наехал не на тех!
И не строй тут мне глаза,
Как алтайская коза.
Про тебя мне говорили,
Что ты местная гроза,
Выйдем биться раз на раз.

Автор
И, не ждя ответа,
Саданул кощею в глаз,
Говоря при этом.

Вован (наставительно)
Знай, шварцнегер доходной -
Я тебе не лох какой,
Черепушку отверну
И закину на луну,
А теперь канай отсюда,
А то хл еще долбану.

Автор
Но Кощей не побежал,
Лишь минутку полежал,
Видимо, хотел обдумать,
Отчего он так дрожал;
Ведь не в правилах Кощея
Получать за так по шее.
Вспомнил сразу про Царя
И про сон проклятый...
Посмеялся, значит, зря -
Вот он, враг заклятый,
Да к тому ж еще с такой
Тяжеленною рукой.
Но решил, что надо драться,
Голых-то смешно бояться,
Он к тому же без меча,
Не снесет башки с плеча,
Да и если бы и снес -
Черепок назад прирос б,
Ведь бессмертье - это сила.
И Кощей, задравши нос,
На ноги покрепче встал
И на парня заорал:

Кощей
На кого воспрял, дурак?
Ты в рассудке, или как?
Я ж Кощей, и я - бессмертен,
А ведь это не пустяк!
Сколько хочешь можешь бить,
Так меня не победить,
А вот я тебя как муху
Обещаю раздавить.

Вован (ухмыляясь)
Ты, меня? Ну, ты борзой!
Знай и ты, кто я такой.
Я Вован! Зовусь - Зубило!
И во мне большая сила.
Если хочешь знать - рукой
Я ломаю лом стальной,
А тебя уж, доходягу,
Перебью своей слюной.

Кощей (грозно)
Ты неумный человек,
Я укорочу твой век!

Автор
Кулаки покрепче сжав,
От волненья задрожав,
Стал Кощей с Вованом биться,
Как Давид и Голиаф.
Пыль подняли, словно стадо
Здесь прошло большим парадом.
Час истек, за ним - другой,
А удачи никакой
Ни тому и ни другому.
Знатный вышел мордобой.
Силы стали истощаться,
Надо бы и отдышаться,
И решили посидеть -
Пот немного утереть,
Да водицей охладиться,
А потом продолжить биться.
Но Вован-то не дурак,
Выгоду извлечь мастак,
Вмиг, когда Кощей с кадушки
Воду с жадностью глотал,
К генералу и старушке
За советом подбежал.

Вован (удивленно)
Слышь? Я че-то не того,
Не могу свалить его,
Ведь другой давно загнулся,
А ему все ничего,
Словно мухамед-али.
Вы б мне, старцы, помогли,
Ну, в натуре, силы нет!
Может, есть какой секрет?
А за мной не заржавеет,
Закачу для вас банкет.

Генерал (с издевкой)
Ты гляди-ка - силы нет!
Дайте Вовчику совет!

Повитуха
Генерал, отстань от парня!
Знаю я его секрет.
Тут от драки мало толка,
Синяки лишь на лице,
Смерть его хранит иголка,
А иголка та в яйце.

Вован (удивленно)
Типа че? В яйце игла?
Раньше ты сказать могла?
Про такое умолчала,
Это ж облегчит дела!

Повитуха (торопясь)
Да послушай же меня!

Автор
Но Вован, всех отстраня,
Двинулся назад к Кощею,
Ухмыляясь про себя.
А Кощей, покуда ждал,
В мыслях ясно представлял,
Как в наследники престола
Царь его благословлял:
Все поклоны ему бьют,
Песнь во здравие поют,
А Яга и Змей Горыныч
В слугах у него снуют.
Но как будто грянул гром,
Все осыпалось кругом,
И Кощей с небес вернулся
На опушку в бабкин дом.
От мечтаний отойдя,
На ноги встает, кряхтя,
Подошедшему Вовану,
Задает вопрос, шутя.

Кощей
Отдохнул ли ты, куренок?
Поднабрался ли силенок?
Хоть ты и здоровый лоб,
Для меня почти что клоп.
Повоняешь, покусаешь,
Я ж тебя ладошкой - хлоп!
Только мокрое пятно
Лишь останется одно.

Вован (ухмыляясь)
Знал я фраера такого.
Он вот тоже пальцы гнул,
Его обнял, как родного,
Он навеки и уснул.
А с тобою, друг мой милый,
Фокус совершу такой:
Будешь ты с плиты могильной
Пучить зенки как живой!

Кощей (смеясь)
Да ты фокусник к тому же?
Интересно будет - ну же!

Автор
И Вован с огромной силой
Пнул Кощею между ног,
Что Кощею так вступило -
Слова вымолвить не смог,
На ногах не устоял,
И как скошенный упал,
А Вован над ним склонился
И с усмешкой говорит:

Вован (ехидно)
Яйцами не подавился?

Автор
Но Кощей в ответ мычит.
Подбежали старики
Бледные - бледней муки,
От волнения трясутся
И глаза как пятаки.

Вован (с довольным видом)
Че раскрыли свои рты?
Все! Бессмертному кранты.
Типа, строил делового,
Оказалось лишь - понты.

Повитуха (в ужасе)
Он ведь скоро отойдет,
Вновь на нас войной пойдет.
Это же не эти яйца,
Он от этих не умрет.

Генерал (сдосадой)
Наломал ты, паря, дров,
Не сберечь теперь голов.

Вован (равнодушно)
Ну, так я еще добавлю,
Вот, в натуре-то, делов.

Кощей (в ужасе)
Стойте! Хватит! Погодите!
Пощадите! Отпустите!
Так скрутило - силы нет,
Аж в глазах померкнул свет.
Что ж вы, гады, натворили?
Все хозяйство мне отбили.
Для чего же дальше жить,
Если не смогу любить?
Отпустите в Лукоморье,
Чтобы раны залечить.
А хотите, слово дам,
Что не сунусь больше к вам?
Лет на сто, а может двести,
Провалюсь ко всем чертям,
Только больше не пинайте,
Я исправлюсь - время дайте.

Генерал
Долго я живу на свете,
И не верю байкам этим!
Знатный врун, уж мне ль не знать,
Отлежится - и опять
За дела свои возьмется:
Убивать и воровать.

Повитуха
Надо грамотку составить,
Чтобы он не смог забыть,
И к тому ж еще заставить
Кровью это закрепить.
Хоть убийца он и вор,
Все же этот договор,
Будет свято он блюсти,
Чтобы жизнь свою спасти.
Он хоть нечисть - все же честь
И у лихоманца есть.

Вован (удивленно)
Я не понял. Вы чего?
Так отпустите его?
Ну а бабки, что награбил,
Так и будут у него?

Генерал (восхищенно)
А Вован-то не дурак,
Сразу понял, что да как.
Я бы так не догадался,
Хоть на выдумки мастак.
Значит, пишем в договор:
Что награбил этот вор -
Возвертает пусть обратно!
Вот теперь выходит складно.
Нужен пальца отпечаток,
Чтоб полнейший был порядок.
Ну, Кощеюшка, давай
Палец режь и прижимай
К этой грамотке повинной,
А потом отсель валяй.

Автор
Деться некуда Кощею.
Почесал в раздумье шею,
Прочитал свой приговор,
На Вована кинул взор
И, вздохнув печально так,
Он нанес кровавый знак.

Генерал (грозно)
Все, Кащей, вали отсюда.
В Лукоморье жди, покуда
Не закончится твой срок.
Не забудь и про оброк,
Без задержки отправляй.
А теперь - давай, гуляй!

 

Действие седьмое

ВСТРЕЧА КОЩЕЯ С ДРУЗЬЯМИ

Автор
Еле ноги продвигая,
В Лукоморье шел Кощей,
Громко, горестно вздыхая
Над судьбою над своей.
От побоев все горело:
С пальцев ног до головы,
А особенно болело
То, о чем слыхали вы.
Лес остался позади,
Поле уж проходит,
Да деревню впереди
Взгляд его находит.
От пожара над селом
Черный дым стоит столбом,
В этой самой деревушке
Змей Горыныч жег избушки
Вместе с Бабою Ягой,
Раскостлявою ногой.
К ним Кощей-то и подался
Рассказать про смертный бой,
И как он позорно сдался,
Осрамивши имидж свой.
Змей Горыныч уж давненько
В поле углядел его,
Поболтать решил маленько,
Мож расскажет кой-чего.
И с небес к нему метнулся,
С радостью обнять хотел,
Только в страхе отшатнулся,
Когда ближе разглядел.

Змей Горыныч (удивленно)
Друже, что с тобой случилось?
На тебя бревно свалилось,
Или сам куда упал?
Может, в драке схлопотал?
Только кто ж к тебе полезет?
Царь давно всех разогнал:
Эти трое на границе,
Семка запертый в темнице.
Мож, забыли про кого?
Ты напомни, как его?

Кощей (раздраженно)
А чего напоминать,
Ты не мог его не знать.
Это старый наш вояка - Генерал!
Едрена мать.

Змей Горыныч (удивленно)
Да ты что? Не может быть?
Он не мог тебя побить,
Он ведь старый стал и слабый,
Да и ум успел пропить.

Кощей (раздраженно)
Значит, видно, не успел,
Коль додуматься сумел
Повитуху приспособить
Для своих разбойных дел.

Автор
И с огромным раздраженьем,
Не скупясь на выраженья,
Стал Кощей повествовать,
Как пришлось ему страдать.
Змей Горыныч слушал, хмурясь,
Словно в стойле конь, волнуясь,
Ноздри страстно раздувал
И когтями землю рвал.
Злоба все сильней росла,
Из нутрей как угли жгла,
Трехголового толкая
На ответные дела.
Прибежала и Ягуся.
Ох, и вредная бабуся.
Чуть послушала рассказ
И сказала:

Баба Яга (ехидно)
Вот те раз!
Уж не ты ли тут кричал?
Уж не ты ли в грудь стучал,
Что один со всеми сладишь?
А что вышло? Подкачал?
Опозорил имя наше
И сидишь, как простокваша,
С кислой мордой, слезы льешь,
Да на помощь нас зовешь.

Змей-Горыныч (сукором)
Вот ехидная натура!
Что ж ты лыбишься как дура?
Хоть мы и расстались вдруг,
Все равно Кощей нам друг.
И за эти обращенья
Вздерну бунтарей на сук!
Если хочешь улыбаться,
Можешь тута оставаться.
Коль со мной - тогда идем
Бунтарей сомнем вдвоем.

Баба Яга (смущаясь)
Что ж ты вспыльчивый какой?
Обязательно стобой!
Если подвезешь, конечно,
Трехголовый сокол мой.
Я в вираж тут не вписалась,
Моя ступа и сломалась.

Змей Горыныч
Хорошо, залазь на спину -
Не тяжелая, подкину,
Только двигайся быстрей,
Очень хочется скорей
Вырвать ноги повитухе,
За таких богатырей.
Ох, киплю! Глядишь, взорвусь,
Если крови не напьюсь.
Все, залезла? Ну, держись.

Автор
И рванул Горыныч ввысь!

 

Действие восьмое

ПРАЗДНОВАНИЕ ПЕРВОЙ ПОБЕДЫ

Автор
Ну, а в бабкиной избушке
Полным ходом шла пирушка.
За лихой почин Вована
Поднимали все стаканы,
Генерал, так больше всех,
Очень ободрил успех.
Справились с самим Кощеем -
Тут расслабиться не грех.
А Вован, как бегемот,
Не пьянея пьет и пьет,
Генералу так держаться,
Видно, старость не дает.
Опьянел, слезу пустил
И в сердцах проговорил:

Генерал
Ну, держитесь, вражье племя,
Всех раздавим - дайте время!
В винегрет покрошим вас!
Правда, Вова?

Вова (ухмыляясь)
Хоть сейчас!

Повитуха (сукором)
Вы б чуток остановились,
Ишь, на радостях напились.
Враг еще не весь побит,
Ща Горыныч прилетит,
Ну, а вы стоять не в силах,
Тут он вас и победит.

Генерал
Ой, да ладно, мы с Вованом
Разберемся с тем бакланом!
Как я, Вова, сказанул?

Вован
Выше крыши блатонул.

Генерал
Слышь, Вован?
Хочу спросить.
Где так учат говорить?
Чем-то тянет на французский.

Вован
Че ты, старый?
Это русский.
Может, чуть обогатили,
Но не трогая основ,
В обиход его пустили
Для конкретных пацанов.

Генерал
Да-а, видать издалека,
Что ты с ихнего полка.
И Кощей, наверно, понял
Опосля того пинка.
Ну, Вован! Ну, молодец!
Вот додумался, стервец -
Ушибить такое место,
Что Кощею враз конец!

Вован
Ты, дедок, остынь чуток.
Я б и круче двинуть мог,
Только вы меня сдержали,
Так Кощей бы не утек.
Ладно, старцы - не в обиде.
Ну, кому еще хотите,
Что бы дыню я сломал?
Не стесняйся, Генерал!

Генерал
А чего стесняться мне?
На войне, как на войне.
Двое их еще, поганцев,
Ходит в нашей стороне.

Вован
Кто такие? Как зовут?
Да наводку, где живут,
Корешам на пейджер скину,
Вместе с домом их взорвут.

Генерал
Знать, не понял ни шиша.
Ну, какие кореша?
Ты же в сказке пребываешь,
Бестолковая душа!
Неужели позабыл?
Я ж тебе все разъяснил.
Ты по ходу много выпил,
Ну а может не допил.
Меч нам нужен кладенец -
Вот тогда им всем конец!

Вован
Че ты все ворчишь? В натуре.
Ничего я не забыл.
Будет все у нас в ажуре,
Ты ж Вовану поручил.
Мне хоть саблей, хоть мечом,
Хоть каленым кирпичом,
Че дадите - тем и буду.
А базар-то весь об чем?
Двух хануриков прибить?
Нет проблем - устрою,
Только кипиш наводить, Думаю, не стоит.

Повитуха
Ой, негоже так хвалиться,
Не познав врага в бою.
Это ж можно осрамиться
И запачкать чссгь свою.
Ты б коней попридержал,
Да поменьше бражку жрал,
Выдь на двор башку проветрить,
Чтобы лучше сображал.
Генерала захвати,
Вишь, не в силах сам идти,
Да тряхни его покрепче,
Вдруг возьмет, заснет в пути.

Генерал
Цыц, старуха! Что за вздор?
Вечно влезешь в разговор,
Все обхаешь и опошлишь.
Слышь, Вован?
Айда на двор.
Там на травке посидим,
Обо всем поговорим,
А то вклинится опять.

Вован
Ладно. Катим погулять.

Автор
Генерала взяв под мышку,
Как сопливого мальчишку,
Одолев хмельной туман,
Вышел из избы Вован.
А в лесу-то - благодать!
Птичью трель вокруг слыхать,
Солнце золотом искрится,
В небе тучек не видать,
Лишь жара была тут лишней.
Наш герой пошел в тенек
И под кроной дикой вишни
С генералом он прилег.
Здесь под лаской ветерка
Задремал Вован слегка.
Только сон вдруг испарился
От внезапного толчка.
Он уже собрался было
Вставить крепкое словцо,
Но его остановило
Повитухино лицо.
Нестерпимый жуткий страх
Он узрел в ее глазах.
Не прошло и полсекунды,
Как Вован был на ногах.

Вован
Что с тобою, мать, случилось?

Повитуха
Нечисть в гости к нам явилась!
Змейи Горыныч и Яга
Ждут за домом.

Вован
На фига?

Повитуха
Чтобы всех нас истребить,
За Кощея отомстить,
Да в пример другим поставить,
Чтоб не вздумали бузить.
Ох, милок, не пощадят!
Всех нас тут испепелят!

Вован
Ты, бабуся-то, не трусь,
Ща я мигом разберусь,
По башкам по их пройдуся,
Словно трактор "беларусь".

Автор
И рванул он за избушку,
Где на солнечной опушке
Ждал его смертельный бой
С трехголовым и Ягой.

 

Действие девятое

ДВОРЕЦ

Автор
Поддень с утром поменялся,
Солнечным огнем играя
И с перины Царь поднялся,
Сладостно ему зевая.
Чуть глаза потер лениво,
Потянулся как-то криво
И, усевшись на кровать,
Начал слуг истошно звать:

Царь
Эй, холопы! Где вы там?
Быстро все к моим ногам.
Царь давно уже проснулся,
А вы спите по углам?
Всех сурово накажу!
Никого не пощажу!
Кому бошки порубаю,
Кого на кол посажу.

Автор
Спотыкаясь друг о друга,
Прибежала вся прислуга. Царь
Что, холопы, напугались?
Жить охота, я гляжу?
Где же вы так долго шлялись?
Я уж пять минут сижу!
Милую в последний раз,
А теперь даю приказ:
Быстренько меня умыть,
Накормить и напоить,
И подумайте при этом
Как меня развеселить.

Автор
Слуги - пулей, кто куда.
Вот уже стоит еда
И вино, и сладкий квас,
И с водою медный таз.
Быстренько царя умыли,
Накормили, напоили
И, стремясь развеселить,
Стали хоровод водить.
Царь, надувшись, словно сыч,
Наблюдал всю эту дичь.
Для чего сие деянье -
Он никак не мог постичь,
И не выдержал - опять
Начал он на слуг кричать:

Царь
Не пойму! Вы что творите?
Что я, полный идиот?
Или вы сказать хотите,
Что смешон ваш хоровод?
Я ж сказал повеселиться,
А не дохнуть от тоски.
Голова уже кружится!
Что творите, дураки?

Автор
И издав протяжный стон,
Царь прислугу выгнал вон.

Царь
Ты поглянь, что вытворяют?
Развели тут хоровод.
Прям на нервах мне играют,
Ох, безмозглый же народ!

Автор
Все ж, немного отдышавшись,
Царь вернулся на кровать,
Чтобы в тишине оставшись
Полежать и помечтать.
Мысль одна в мозгу зудела,
Затмевая все вокруг,
Так душа его хотела,
Чтобы он проснулся вдруг,
И узнал, что он один
Полноправный властелин
Всех обширных континентов,
Плюс еще морских пучин.
Но, конечно, невозможно
Без борьбы всем овладеть,
Значит, будет очень сложно
И придется попотеть,
Чтоб всю власть к рукам прибрать
И владыкой мира стать.
Ну, а как сего достичь,
Царь никак не мог постичь,
И решил:

Царь
Что ж мучусь я?!
У меня же есть друзья.
Пусть они мозги ломают.
А то что? Их нанял зря?
Оплачу затраты, нужды,
И мешать не буду им,
А они в признанье дружбы
Бросят мир к ногам моим.
А теперь я лягу спать,
Все равно их к ночи ждать.
Ох, извилины устали
С непривычки размышлять.

Автор
Очень медленно и вяло,
Жмуря глазки, чтоб заснуть,
Царь залез под одеяло
День до ночи протянуть.

 

Действие десятое

УСМИРЕНИЕ ЗМЕЯ И ЯГИ

Автор
Возвращаю ваши взоры
На опушку в лес густой,
Где пойдут сейчас разборы,
А за ними уж и бой.
В те минуты, как старушка
Звать пошла богатыря,
Нечисть мялась за избушкой
Меж собою говоря.

Баба Яга
Ты, Горыныч, не того.
Сразу не зажарь его,
Надо же поизмываться,
Только чтоб больней всего.
Кости чуть переломай,
Кожу по чуть-чуть снимай,
И при этом улыбайся,
Вежливость не забывай.

Змей Горыныч
Тебя что? Заели глисты?
Мы ж убийцы - не садисты.
Всех сожру - всего делов,
Я же ведь о трех голов,
Да и их к тому же трое.
Славный мне обед готов.

Баба Яга
Видно, мозги твои в шее.
Покалечить нужно их,
А потом отнесть к Кощею,
Чтоб обидчиков своих
Самолично покарал
И бумагу ту забрал,
Где он кровью расписался,
Что рабом их вечным стал.
Вот уж будет месть, так месть,
Нам с тобой хвала и честь.

Змей Горыныч
Ох, умна же ты, поганка!
Как же сам я позабыл
Про несчастного подранка,
Что так слезы горько лил.
Будь по твоему, Яга!
Поломаю их слегка
И отправлю в Лукоморье,
Чтоб утешить старика.
Он-убьет их, и тогда -
Все они моя еда!

Баба Яга
Что твои - тут спора нет.
Ты один лишь людоед.
Мне с Кощеем, как и людям,
Человечина во вред.
Профиль, видимо, не тот,
Только ша! Кажись идет!

Автор
Сквозь кусты и бурелом
К ним Вован шел напролом,
А как сблизился с врагами,
Загремел, как майский гром.

Вован
Лоханам физкульт привет! О-о!
Тут дамы с вами?
Кто из вас авторитет?
Ты стремя башками?

Автор
Змей не понял ничего,
Что щас говорили,
Но мелькнуло у него:
"Вроди как хамили?"
Только слова не сказал,
Лишь в ответ захохотал.
Он бойцов такого типа
От рожденья не видал.
И сквозь смех, что так душил,
Все же он проговорил:

Змей Горыныч
Без доспехов!
Без коня!
А по бедрам простыня,
Прикрывает лишь наследство!
И ты с этим на меня?

Автор
Змей от смеха так зашелся,
Что в траву упал без сил.
Тут Вован в момент нашелся,
Шеи все узлом скрутил,
Хвост еще воткнул в клубок,
Чтобы рыпнуться не смог,
А потом (видать, до кучи),
Он влепил ему пинок.

Вован
Что ж ты, фуфель трехголовый,
Здесь понтил передо мной?
Отдыхай теперь, дубовый!
Я ж займусь теперь Ягой.

Баба Яга
Ой, не надо! Пощади!
Без побоев отпусти!
Я уж палец раскровила,
Чтоб печать свою внести.

Вован
Ладно, бабка, не скули,
Будто села на угли.
Рихтовать тебя не буду,
Ты и так хилей сопли,
Только пальчики сниму,
Чтоб все было по уму.

Баба Яга
Как же мне без пальцев жить?
Не поесть и не попить,
Я и так калека с детства.
Мож, не стоит их рубить?

Вован
Вот безмозглая фигура!
Ну, зачем мне их рубить?
От тебя мне нужно, дура,
Отпечатки получить.

Баба Яга
Ой, прости - не поняла,
В заблуждение вошла.
Как сказал, что снимешь пальцы -
Я тут чуть не родила!
Ну коль так - неси контракт...

Автор
Тем и кончим этот акт.

 

Действие одиннадцатое

ТАМ ЖЕ, НО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ ИЗБЫ

Автор
В час, когда Вован Зубило
Бился, как лихой боец,
Повитуха разбудила Генерала наконец.
Генерал, когда поднялся,
Ничего не мог понять,
И практически собрался
На старуху накричать.
Бабка тут же поспешила
Рот ему прикрыть рукой
И сигналом пояснила,
Чтоб стоял он как немой,
А потом, едва дыша,
Начала шептать спеша.

Повитуха
Что же делать нам с тобой?
Лукоморцы за избой
Учинить хотят расправу,
Вызывают нас на бой.

Автор
Все слова, как ветер сдул,
Словно конь башкой мотнул,
Отлепив язык от неба,
Генерал в ответ икнул.

Повитуха
Эх, пьянчужка ты паршивый!
Мухоморишко плешивый!
В самый экстренный момент
Он сидит, как монумент.
На кой черт тогда ты нужен,
Лишь как в супе компонент?
А Вован-то ждать не стал,
За избушку побежал,
Чтобы с нечестью сразиться.
Вот кто страха не видал!
Так давай и мы пойдем,
Может, все ж врага побьем,
Ну, а коль не совладеем,
Вместе головы складем.

Автор
Генерал икнул в ответ
И пошел за бабкой вслед,
С горечью осознавая,
Что возможно, на тот свет.
Только как же удивился
Он, увидев за избой,
Что никто ни с кем не бился,
Лишь Вован стоит с Ягой
И болтает с нею так,
Будто вовсе ей не враг.
Рядом с ним лежит клубок
Из хвоста, голов и ног.
Генерал в нем еле-еле
Распознать дракона смог.

Генерал
Ну, Вован! Ну, сукин сын!
Глянь-ка, справился один.
Просто голыми руками
Всех разделал, как сардин!
Любо-дорого взглянуть.
Тонкая работа!
Можно Змея мне пинуть?
Очень уж охота.

Повитуха
Ну куда ты, старый, прешь?
Сам-то понимаешь?
Дряхлой ножкою брыкнешь
И ее сломаешь,
А потом возись с тобой.
Нет, уж лучше тихо стой.

Генерал
Вечно ты свой нос суешь!
Надоела, словно вошь.
Иль умом богата стала,
Что советы мне даешь?

Автор
Тут Вован не удержался,
От души расхохотался.

Вован
Что вы, старые, бранитесь
Как заклятые враги?
Вы возьмите, поженитесь
И не пудрите мозги!
У меня наметан глаз -
Чувства сильные у вас.
Вот, в натуре, отвечаю!
Будет пара высший класс!

Повитуха
Да ты что? Побойся бога!
Мне ж на кладбище дорога.
Не годна я под венец.

Генерал
Да и я же не малец,
Но, вообще-то, я не против
Скрасить жизненный конец.

Автор
Повитуха так смутилась,
Что лицо пунцом залилось,
Сердце екнуло в груди, Но сказала:

Повитуха
Погоди.
После будешь женихаться.
Есть дела и поважней.
До столицы бы добраться,
Свергнуть бы Царя скорей,
А потом и про венец
Будешь думать, молодец.

Генерал
Это что же: да иль нет?

Повитуха
Как тебя заело!
После дам я свой ответ,
А теперь задело.

Автор
Чтобы вновь не затянулась
Речь в ответ наперекор -
К лукоморцам повернулась, Доставая договор.

Повитуха
Эй, Яга! Пойди сюды
Приложить свои персты.
Не стесняйся, жми сильнее,
Чтоб осталися следы. Все.
Порядок, отдохни. Видишь?
Друг твой позади
В неудобствах пребывает,
Уж сама-то посуди,
Какого ему теперь?

Баба Яга
Ой, да ладно.
Он же зверь!
Ну, подумаешь, скрутили.
Перетерпит!
Ты мне верь.

Повитуха
Как была, так и осталась,
Подколодная змея.
Хорошо, что к нам попалась -
Мир избавим от тебя.
А теперь хромай домой
И из леса ни ногой.

Автор
Как Яга в душе не злилась,
Как не тошно было ей,
Все же с миром удалилась
В Лукоморье поскорей.

Вован
Бабка, ты как прокурор!
По понятьям разговор,
После грамотно послала,
Огласивши приговор.
Круто к делу подошла!

Повитуха
Уж старалась, как могла,
Что ж с ней - в губы целоваться
За такие-то дела?
Нет уж. Только так и надо.
Их оружьем их и бей,
Чтобы помнили те гады -
В наше царство лезть не смей!

Генерал
Слышь, Вован, как говорит?
Настоящий замполит!
Вот уж выйдет генеральша
И за вошью уследит!

Повитуха
Все б вам, братцы, зубоскалить,
Даже стыдно мне за вас. Так?
А Змей что будет ставить?
Что ж приложит он сейчас?
Пальца нет ни одного,
Только когти у него.

Генерал
Что у змея пальцев нет -
Это факт известный.
Знаю я в когтях секрет -
Там один железный!
Он у гада для того,
Чтоб в бою кровавом,
Как ты не руби его -
Быть всегда трехглавым!

Вован
Э, военный! Не гони.
Ты реально объясни,
А то, вишь, развел бодягу,
А теперь его пойми.

Генерал
Ну, к примеру, ты в бою
Удаль показал свою,
И мечом башку срубаешь
Вместе с шеей на корню.
Он лишь когтем проведет
В месте - в том, где кровь течет,
И отрубленная шея
На глазах прям прирастет.
Ну, а коль его лишиться,
Убоится дальше биться.
В лес укроется опять,
Чтобы раны зализать.
А как новый отрастет -
Двести лет уже пройдет!

Вован
Вот и Змею приговор!
Бабка, принеси топор.
Щас оттяпаю где надо
И закончим разговор.

Автор
Так на этом и решили,
Коготь змею отрубили.
После шеи развязав,
Словно лошадь оседлав,
Полетели во столицу
Усмирять царевый нрав.

 

Действие двенадцатое

ВО ДВОРЦЕ

Автор
Уж день под вечер стал клониться,
Уже росой умылся луг,
Когда наш Царь в своей светлице
Услышал беспардонный стук.
Но он ничуть не испугался,
Ему к сему не привыкать.
Подумал, что Кощей надрался
И начал снова заровать.
Видать, пришел позвать с собою,
Потискать баб, винца попить,
Ведь не с Ягой с кривой ногою
Ему так время проводить.
Поэтому без страха в сердце,
В преддверье сладостных вестей,
Царь отомкнул в светелку дверцу
И обмер, увидав гостей.
Все тело будто цепь сковала,
Что захотелось сразу пить,
А в голове мысля мелькала:
"Сейчас, возможно, будут бить!"
Он вспомнил сон и ужаснулся,
Издал протяжный жалкий крик,
В глазах стемнело - Царь качнулся,
Упал и умер в тот же миг.

Генерал
Вот гад какой! Подох, собака!
И даже слова не сказал,
А я уж думал, будет драка,
Уж кулаки все исчесал.
Такое было настроенье!
Как в юности тянуло в бой!
Теперь же Царь продукт гниенья,
Червям закуска под землей.

Вован
Нуты, ботаник! Хва трепаться.
Меня от этого мутит.
Давай с делами закругляться,
А то мой Змей ща улетит.
Хочу его забрать с собою,
Он в наше время раритет.
Вот блатану перед братвою!
Ни у кого такого нет!

Повитуха
Не выйдет, Вова. В заклинанье
Лишь для тебя прочерчен путь.
И знаешь, через эти грани
Я не смогу перешагнуть.
Так что, ясный голубь мой
Ты один уйдешь домой.

Вован
Вот, в натуре-то, непруха!
Сувенирчик взять хотел,
А выходит, словно муха
Над Парижем пролетел.
Ну да ладно. Без обид.
Раз закон ваш не велит -
Я настаивать не буду,
В Лукоморье пусть летит.

Повитуха
Хорошо, что понял нас,
А с рассветом в ранний час
Я тебя домой отправлю.

Вован
Погоди-ка! Вот те раз!
Это что ж, облом опять?
Я к себе, а вы гулять?
Не согласен я с тобою.
Задержусь-ка дней на пять!
Помню, свадьба намечалась,
Иль ты, бабка, отказалась?
Генерал-то ждет ответ.
Может, снова скажешь "нет"?

Повитуха
От волненья вся дрожу.
Нет, родимый! Не скажу!
Коли он еще согласен -
Я ему не откажу.

Автор
Генерал вздохнул всей грудью,
Словно с плеч сошла гора.
С громогласностью орудья
Трижды прокричал ура"!
И, обняв невесту страстно,
Он ее поцеловал И сказал:

Генерал
А жизнь прекрасна!
Как же я о сем не знал?
Службы воинской ненастья
Я как дар воспринимал.
Мысли о семейном счастье
От себя метлою гнал,
А теперь я счастлив, братцы!
Даже странно как-то, блин.
Не придется больше драться,
Буду тихий семьянин.
Прочь житуха холостая,
Прочь солдатский обиход!
Раньше жизнь была пустая,
А теперь наоборот!
Поналепим с бабкой внуков,
Миллионы - им число!

Повитуха
Эй, постой-ка! Ну-ка, ну-ка!
Ты гляди, как понесло.
Миллионы - это много.
Мне б снегурочку одну,
По хозяйству все ж подмога,
Больше я не потяну.
Мы ж с тобою не китайцы,
Что бы их лепить как зайцы.

Генерал
Эх и вредная ты, мать!
Не даешь и помечтать,
Как Вован порой не скажет:
"Любишь кайф мне обломать"

Повитуха
Перетерпишь. Ничего.
А сейчас главней всего -
Выпустить Семена надо.
Мы ж забыли про него!
Сколько дней уже в темнице
Парень ни за что томиться.

Автор
И пошли они в подвал,
Где Царь узников держал,
Самых гордых, непокорных,
Кто на бунт народ сзывал.

 

Действие тринадцатое

ПОХОРОНЫ, ВЫБОРЫ, ПИР

Автор
Златоглавая столица
С первым солнечным лучом
Не в слезах, а веселится,
Расставаясь с палачом.
Над Царем не горевали,
По делам воздали честь,
Даже отпевать не стали,
Поважнее дело есть.
Закопали под горою,
Вбили крест - и все на пир,
Чтоб ликующей толпою
Встретить долгожданный мир.
Звон стоит над златоглавой,
Люд на площади шумит.
Все решили, что державой,
Пусть Вован руководит.
Он герой, он избавитель,
Он и грозен и силен,
Ну, какой руководитель
Нужен царству, как не он?
Тут Вован к народу вышел,
Всех к спокойствию призвал,
И на все, что здесь услышал,
Людям он в ответ сказал:

Вован
Не шуми, честной народ!
Я беру самоотвод.
Ну, какой я император -
Это ж чистый анекдот.
Из другого мира я,
У меня там дом, друзья.
Не могу я их оставить,
Чтобы здесь быть за царя.
Если ж так царя хотите,
Выход подскажу простой -
Вы Семена изберите,
Он ведь парень с головой.
Лучше я не представляю.
Выйдет царь вам - хоть куда!
Я ж недельку погуляю
И исчезну навсегда.

Автор
Стали все кричать:
"Семена! Мы хотим на царский трон"!
Поднесли ему корону,
Отдали земной поклон.
И все царство присягнуло
В верности ему вовек.
После этого посула
Рад был каждый человек.
И Семен сказал народу:

Семен
Буду честно вам служить.
Ваше счастье и свободу,
Обязуюсь защитить!

Автор
Трижды он перекрестился,
До земли всем поклонился,
Поднялся на пьедестал -
И царем отныне стал.
Вот момент для ликованья!
Вот он, долгожданный мир! И
народное собранье
Перешло в веселый пир.
Заодно сыграли свадьбу,
Чтоб народ сто раз не пил
Царь отдельную усадьбу
Нашим старцам подарил
Ну не в лес же отправляться
Молодым на склоне лег?
Пусть под старость веселятся!
Пусть живут они без бед!
В общем, вышел пир на славу,
Еле-еле разошлись.
Дальше, чтоб поднять державу,
Все за дело принялись:
Рыбари ушли в моря,
Хлеборобы на поля.
Каждый знал, к чему стремится,
И не тратил время зря.

 

Действие четырнадцатое

КОНЕЦ

Автор
Все в ночном затихло мраке,
Пестрый мир спокойно спит,
Только под кустом в овраге
Родничок один журчит.
Да еще не спят три друга,
Понимая, что с утра,
Их разлучница разлука
Разведет уж навсегда.
Генерал как мог мужался,
Нервно кулаки кусал,
Но не смог, не удержался
И растроганно сказал:

Генерал
Полюбил тебя я, Вова,
Словно к сыну прикипел.
Жаль расстаться, право слово.
Так с тобой б и полетел.
Только это нереально
Мне проникнуть в мир другой,
И от этого печально...
Может, тяпнем по одной?

Повитуха
Разве горечь расставанья
Усладишь хмельным вином?
Не залить души страданья,
Будет горше лишь потом.

Генерал
Ну, а чем еще заняться?
От тоски на звезды выть?

Вован
Погоди, старик, цепляться.
Это верно - хватит пить.
Я ведь тоже, если честно,
Полюбил вас всей душой,
Даже как-то интересно -
Это первый раз со мной.
Я то раньше думал как?
Если старый - то дурак.
И вообще пенсионеров
Надо удалять как рак!
А теперь, узнав поближе
Нестареющий ваш нрав -
Я уже конкретно вижу,
Как я раньше был не прав.

Повитуха
Да, с момента нашей встречи
Изменился ты, друг мой.
Говоришь такие речи,
И исчез жаргончик твой.

Вован
Окультурился с лихвою,
Тут ты, бабушка, права,
Коли дома рот раскрою,
Не поймет меня братва.
Ну, ниче, когда вернусь,
В жизнь родную окунусь,
Все словечки махом вспомню -
Не переживай, бабусь!

Повитуха
Мне-то что? Мне все равно.
Что ж - давай прощаться.
Видишь? Неба полотно
Стало просветляться.
Времени уж больше нет,
Начинается рассвет.

Автор
Генерал кувшин схватил,
В кружки до краев налил,
И последний тост прощальный
Со слезой проговорил:

Генерал
Ну, давай, Вован-дружок,
Хлобыстнем на посошок,
Чтоб удачно ты проделал
Свой во времени прыжок.

Повитуха
Ох, хитер ты, Генерал!
Как же тут не злиться?
Снова повод подобрал,
Чтоб вина напиться!

Генерал
Так ведь повод вон какой.

Повитуха
Ладно, выпей - черт с тобой.
Пригублю и я немного.
Ну, Вован! Прощай, родной!

Автор
Быстро кружки осушили,
Обнялися на послед
И на поле поспешили
Встретить утренний рассвет.
Только солнце озарило
Флюгер царского дворца,
Бабка тут же приступила
К отправленью молодца.
Заклинанье прочитала,
Сделав странный знак рукой,
И Вована вмиг не стало,
Словно унесло рекой...
Вот такая вот развязка.
Всей истории конец.
Кто дослушал мою сказку -
Тот, в натуре, молодец!

Журнал "Город", 2002, № 3(7). Эдуард Пашнев

В октябре2002года Тольяттинская писательская организация (ТПО) отмечала свое десятилетие со дня образования. Тем самым катализатором, который побудил в свое время тольяттинских литераторов к объединению, послужил Эдуард Иванович Пашнев, заведующий литературной частью театра "Колесо ". Тольяттинские писатели по праву считают Эдуарда Ивановича отцом-основателем профессионального писательского союза в Тольятти. Сейчас Пашнев проживает в Сан-Франциско, нам удалось связаться с ним по интернету, и он любезно ответил на некоторые наши вопросы.
B.C.

- Эдуард Иванович, более десяти лет назад Вы приехали в Тольятти из Москвы. Какой литературный пейзаж предстал Вашему взору?

- В первые дни моей жизни в Тольятти у меня было ощущение, что писателей в этом городе нет. Но постепенно я узнавал о существовании в городе литературных объединений, имена поэтов и прозаиков. Много позднее я убедился в том, что Тольятти очень талантливый город, и его потенциал литературный - огромный. И сейчас не все еще пришли, не все заявили о себе.

- Не могли бы Вы рассказать о состоянии литературных сил того времени подробнее?

- В Тольятти в то время я был единственным профессиональным писателем, то есть членом СП СССР. Через некоторое время была принята в Союз Валентина Рашевская. Но многие члены литературных объединений работали на профессиональном уровне. Станислав Пономарев, например, уже издал интересную книгу в Москве в престижном издательстве "Детская литература", Борис Скотневский успел побывать участником совещания молодых писателей в Москве и московские писатели его хорошо запомнили. Люба Бессонова напечатала свои стихи в антологии женской лирики "Вечерний звон". Библиотека Конгресса США обратилась с просьбой прислать книги Бориса Скотневского и Любови Бессоновой.

- Почему Вы решили потратить силы на создание писательской организации в городе, в котором уже существовали несколько литературных объединений?

- В городе к тому времени существовали три самодеятельных литературных объединения. Не было также профессионального театра. Мы сразу же столкнулись с тем, что самодеятельность театральная стала в определенную враждебную позу. Они даже сочинили песню "И на обломках "Колеса" напишут наши имена". Приходилось эту воинствующую самодеятельность преодолевать. Театр "Колесо" в первые годы своего существования имел статус "Культурного центра". Это было записано в министерских бумагах. У меня должность была "Заместитель директора по репертуару". Опираясь на статус "Культурного центра", я решил собрать в театре всех пишущих. Мне показалось интересным и важным объединить литературные силы вокруг театра и попытаться создать профессиональную организацию писателей. Я очень не люблю в применении к искусству понятие "самодеятельность". Известный актер Малого театра Игорь Ильинский говорил:

- Когда у меня болит зуб, я иду не в самодеятельность, а к врачу. Предварительно я побывал во всех литературных объединениях Тольятти:

"Лире", "Ладе", "Доме Репина", и пригласил руководителей. Они пришли, но держались каждый отдельно. Я предложил устроить общий литературный вечер. Обещал выпустить сводную афишу. Все три руководителя (Рашевская, Смолина, Николаевский) возражали. Мне пришлось выпустить для каждого литературного объединения отдельную афишу и отдельный буклет со стихами и фотографиями. Я попытался опубликовать как можно больше поэтов из всех трех литературных объединений. В этих небольших книжечках были, по-моему, опубликованы стихи нынешнего зав. отделом культуры Владимира Колосова. Кстати, и Алексея Алексеева я первый напечатал на страницах театрального бук¬лета. Я сразу почувствовал когти льва. В отличие от многих, он владеет стихом в совершенстве. Правда, характер у него не сахар. Что же делать. Талантливые люди часто хороши только тогда, когда читаешь их сочинения.

Общего вечера не получилось. Дружбы не получилось. Но объединение Людмилы Смолиной обосновалось при литературной части театра "Колесо". Уезжая на лето, я оставлял Любе Бессоновой ключ от своего кабинета. Поэты там собирались регулярно. Ключ, правда, потом от кабинета потеряли, а Смолина трагически погибла. Начиналось сложное время перестройки. Театр на Таганке разделился на два театра. МХАТ разделился на два театра. Писательский союз, как туфелька-инфузория, стал делиться на многочисленные самостоятельные организмы. Я подтвердил свое членство в Союзе Российских писателей, был избран в руководящий орган - "Координационный Совет". Упростился механизм приема в Союз писателей. Раньше надо было подавать предварительно документы в Самару. Теперь появилась возможность выходить прямо на Москву.

К этому времени при театре "Колесо" усилиями Станислава Пономарева, Вячеслава Смирнова, Любови Бессоновой и Александра Степанова была создана Тольяттинская писательская организация ГШ О) из не членов союза писателей. Деньги, чтобы изготовить печать и открыть счет в банке, дала газета "Площадь Свободы". Потом мне с трудом удалось уговорить Бориса Скотневского и Станислава Пономарева подать документы в Союз Российских писателей. Скотневский в последний момент принес мне папочку с заявлением к поезду. На одном из первых заседаний приемной комиссии в Москве сразу были приняты в Союз писателей три человека: Скотневский, Пономарев, Степанов...

- Вы стали первым председателем ТПО, но, насколько мне известно, это был не первый опыт?

- В России существовали три крупных писательских организации: первая, естественно, в Москве, вторая - в Ленинграде, третья - в Воронеже. Я несколько лет был Председателем правления Воронежской писательской организации. В нее входили 60 профессиональных писателей и более двухсот человек литературного актива, которые активно издавались и принимали активное участие в литературном процессе. В Воронежской организации было несколько очень знаменитых писателей, например Гаврила Троепольский, автор книги "Белый Бим Черное ухо". Это был удивительный старик. Он многому меня научил. Еще до того, как я стал Председателем правления, произошел у меня с ним конфликт. Случилось несчастье, повесился в своей только что полученной квартире талантливый поэт Алексей Прасолов. Я на похороны не пришел. Встречаю Троепольского. Он спрашивает:

- Ты почему не был на похоронах? Я говорю:

- Гаврила Николаевич, я не люблю похороны.

- Ах, ты такой-сякой, - сказал он, - а кто же понесет гроб? По-твоему, покойник сам должен идти на кладбище?

Я был в то время молод и не понимал, что у каждого человека есть обязанности, в том числе и на кладбище.

Внешне Троепольский ко мне относился очень хорошо. Однажды он мне даже сказал:

- Почему ты не дал мне свой рассказ "Хромой пес"? Я бы его напечатал в "Новом мире".

Но на заседаниях правления мы часто оказывались по разные стороны вопроса. После смерти писателя Коноплина осталась однокомнатная квартира. У этого писателя была дочь вне брака, которую он уже пожилым человеком признал, дружил с нею. К этому времени она уже напечатала несколько критических ста-тей, проявила себя талантливым критиком. Я считал естественным, чтобы дочь писателя унаследовала его квартиру. Но у некоторых членов правления были другие планы по поводу этой квартиры. Один член правления хотел отселить свою собственную дочь в эту квартиру. Другие члены правления его поддержа¬ли, в том числе и Троепольский. Тогда я отказался руководить этим правлением. Троепольский стучал палкой об пол и кричал:

- Заставить Пашнева работать!

Меня не отпустили, но я издал приказ о том, что ухожу в отпуск. И из отпуска уже не вернулся.

- Не ошибается только тот, кто ничего не делает. С высоты теперешнего опыта: были ли допущены ошибки при создании ТПО?

- Ошибки я допускал, когда руководил Воронежской писательской организацией. Этот опыт помог мне избежать ошибок в Тольятти.

Я старался строить организацию на дружеских началах. И несколько лет у нас в Тольятти не было конфликтов. К сожалению, в дальнейшем все пошло, как везде, возникли конфликты, раскол. Кого-то не поняли, кого-то обидели. Теперь в Тольятти две профессиональных писательских организации. Это грустно.

- Как отнеслись к Вашей инициативе официальные лица города?

- Чиновники всячески помогали создавать театр. Но когда я выпускал афиши и буклеты литературных объединений, в горкоме возникло недоумение. Был цензурная попытка запретить издание этих буклетов. К счастью, секретарь по пропаганде, Игорь Антонов, в конце концов разрешил эти издания. А позднее, будучи руководителем коммерческой организации, помог созданию писательской организации деньгами. Очень помог Николай Дмитриевич Уткин. Мы почти год ходили с Пономаревым по разным инстанциям, доказывая, что писателям необходимо иметь свой дом. Нас вежливо слушали, и ничего не делали.

Но однажды Николай Дмитриевич пригласил меня, велел мне подписать бумагу и поставил свою подпись. Вопрос был решен, вопреки мнению некоторых чиновников из администрации.

- Работая в театре "Колесо", вы подолгу жили в нашем городе, но при этом всегда оставались человеком и писателем с московской пропиской. Однако Ваше влияние на культурную жизнь нашего города было несомненным, и сказывается до сих пор. Как Вы считаете, в Тольятти остались Ваши ученики, последователи?

- Учеников у меня нет, я никогда не претендовал на то, чтобы стать Господином учителем. Я сам готов учиться в любую минуту. Да и трудно в поэзии, например, перенять чей-то опыт. Вот у Бориса Скотневского поразительной чистоты лирика. Это его дыхание. Как этому можно научиться? Он дышит так, я по-другому. Известно, например, что мужчины дышат животом, а женщины - грудью. И своеобразие этого дыхания сказывается в женской лирике. Это можно увидеть и в творчестве Любы Бессоновой, и в творчестве Елены Каревой. Есть женщины, которые пишут, как мужчины. Такое у них дыхание.

- Вспоминаете то время?

- Да, это было счастливое время. Я все больше и больше узнавал город. И огорчало меня только одно: что некоторые талантливые литераторы все еще сомневались в необходимости единой писательской организации, и не приходили к нам.

- Известно ли Вам что-либо о событиях литературной жизни ТПО на данном этапе?

- Интернет помогает мне быть в курсе всех событий. Находясь в Сан-Франциско, я регулярно читаю газету "Площадь Свободы" и другие издания, знакомлюсь с событиями культурной, литературной жизни на сайте 101.km.ru. Заглядываю на сайт "Литературной газеты''. Кажется, зимой наткнулся на подборку стихов Мисюка. Я все больше убеждаюсь в его оригинальности. У него такие неожиданные и такие точные метафоры, как, например: "Тополей чешуя золотая". Это надо увидеть, этому надо было найти слова. И в других стихах много метафор, которые существует в особой образней системе Мисюка. Очень задели меня его стихи о матери. Хорошо, что "Литературная газета" напечатала его подборку.

- Интересно, а что бы Вы сказали о нынешнем положении дел в ТПО?

- К сожалению, интриги в писательских организациях скорее закономерность, чем случайность. Есть в организации свои голуби и свои скорпионы. Есть графоманы, о которых поэт очень точно сказал:
Графоман - это труженик, это титан, Это гений, лишенный таланта.

Голуби, скорпионы, графоманы - литературная среда, которая необходима, как круглый камень, о который точат ножи. Только обтачиваясь о камень, нож может стать острым, только общаясь, испытывая противодействие и сопротивление, писатель может набрать силу. Ветер, раскачивая дерево, укрепляет корни.

К успехам писателей из Тольяттинской писательской организации отношусь, как к своим собственным. Вот Елена Карева напечатала большую подборку стихов в Нью-Йорке в "Новом журнале". Этот журнал существует 60 лет. В нем печатались Бунин, Бродский, Солженицын, и многие, многие самые знаменитые писатели. Вот теперь в этом журнале напечатаны стихи Елены Каревой из Тольятти. Я держу этот журнал с особенным чувством, даже с некоторым удивлением. И немного иначе воспринимаются стихи, которые написаны в Тольятти, а опубликованы в Америке. Это наша общая удача.

Радует меня издательская деятельность Тольяттинской писательской организации. Много удачных проектов осуществил Вячеслав Смирнов. За эти десять лет он проявил себя не только как талантливый писатель, но и как талантливый издатель. С удовольствием я держу в руках тольяттинский литературный жур¬нал "Город". Его главный редактор Владимир Мисюк и члены редакционной коллегии создали симпатичный по оформлению и содержанию журнал. "Город" не похож на все другие толстые журналы, у него свое лицо и свой взгляд на мир. То, о чем мы мечтали 10 лет назад, стало реальностью. Писатели имеют и свой дом, и свой журнал.

- Думаю, читателям журнала будет интересно узнать о Вашей жизни в Америке, особенно творческой.

- Моя жизнь в Сан-Франциско слишком удобная и медленная в бытовом смысле. Мне кажется, что я расту внутри себя, как травка зеленая. Прибрежная часть города состоит из особнячков в два-три этажа. Каждый дом раскрашен в свой цвет. Эти особнячки называют здесь "Крашеные барышни". У подъездов экзотические цветы. Деревья подстрижены причудливо. Некоторые низкорослые деревья подстрижены шарами и похожи на пуделей. Прогулочный маршрут у меня - по берегу океана. Высокий берег, сосны, далеко все видно, ветер овевает душу. Идешь и думаешь о чем-нибудь своем. Условия для жизни для работы идеальные.

Америка своеобразная страна в культурном отношении. Например, я пытался в библиотеке "Русского центра" взять книгу стихов Петрарки. Но книги не нашлось, и фамилии этой библиотекари не знают. Посмотрели по каталогу и предложили мне книгу "Петреску". И мне, конечно, не хватает творческой атмосферы и общения, которые были у меня в России. Но и здесь я не сижу без дела. В упомянутом выше "Новом журнале" весной был напечатан мой рассказ "Под железной звездой". Рассказ не политический, я написал его о своей бабушке.

Во-вторых, мы с моим другом В. Панкратовым из Воронежа работаем над книгой о мастерстве. Главы пишутся статейно, научно, проблемно.

B-третьих, такой неожиданный поворот: я осуществляю постановку спектакля на религиозную тему для местной церкви Евангелистов.

И, кроме того, я работаю над книгой "Записки игрока-туриста" Я из любопытства несколько раз съездил в казино, и написал три рассказа на материалах поездок. А потом понял: надо часто ездить и вести дневник игрока-туриста. Этим я и занимаюсь. Езжу в Рино, Тахо, Карсон сити и в индейские казино во всех направлениях. Здесь такой бизнес. Хозяин автобусов привозит людей в казино и за каждого человека получает определенную сумму. Туристы должны своей игрой на чужие деньги создавать в зале казино игровую атмосферу. И, кроме того, хозяева надеются, что в группе окажутся азартные люди, которые поиграют на чужие деньги, а потом станут ставить свои. А потом станут постоянными клиентами казино.

Это как с наркотиками. Известно же, что наркодельцы сначала дают наркотики бесплатно, в школах. А потом эти школьники становятся их клиентами. В Калифорнии игорный бизнес запрещен, но для индейских резерваций сделали исключение. На землях разных индейских племен открыто больше десяти казино. Я там бываю регулярно. Начал собирать коллекцию долларов. Каждое казино имеет свой монетный двор и выпускает свои монеты для игры. На каждой такой монете название казино, символика. Эти игровые доллары тяжелые и красивые. У меня на столе лежат 20 таких монет. Это значит, что я бываю в двадцати казино. Одним словом, работаю игроком-туристом. Иногда выигрываю, но чаще проигрываю все, что дают, но это не смущает меня: моим главным выигрышем будет дневник игрока-туриста.

- Эдуард Иванович, спасибо за интересные ответы на вопросы.

- Передавайте привет всем, кто знает и помнит меня, всем хорошим людям.

Журнал "Город", 2002, № 3(7). Владимир Коробов

В САДУ РАСПАДА

Бабочка

Как будто вырезана, сшита
Перстами легкими, она
Спешит присесть на куст самшита,
Благословляя жизнь. Весна!

Господнее благодарение -
Благоухающий овран
И белой бабочки паренте,
Когда она вступает в брак.

Белянка? Бархатница? Кто ты?
Как безупречен твой узор!
Спеши! Заполнит скоро соты
Июль. И пожелтеет бор.

Лишь только лист земли коснется,
Свой волен замысел стереть
Творец. И значит - остается

В небытие перелететь.

Мое поколение

Мы жаждали правды, искали успеха -
Нам в лица бросали булыжники смеха!

Пока на парадах палили из пушек,
Мы души сгноили в подвалах пивнушек.

Какие мы, к черту, поэты, пророки,
Мы кожей впитали эпохи пороки,

И не протрезвев от повальной попойки,
Вскочили случайно в трамвай перестройки.

* * *
"... Тем ягодам не зреть на сломленных ветвях" -
Запомнил я сквозь сон навязчивую строчку
И тут же позабыл, оставив второпях
Пометку на листке - пустую оболочку.
И вот, пока я жил, блуждал в чужих краях.
Надежды растеряв и старясь в одиночку.
Строка вдруг проросла-
".. .на сломленных ветвях
Тем ягодам не зреть", - в судьбе поставив точку.

* * *
Л.

И море остыло. И лодки забыты.
И пляжи до лета фанерой забиты.

Так значит, как раньше, так значит, как прежде,
Вдвоем не бродить на пустом побережье,

Так значит, уже не сбежать нам с тобою
К веселому морю веселой тропою,

Не плыть, не лежать на заброшенном пляже,
Касаясь волны, словно пенистой пряжи...

Что было - прошло. И все реже и реже
Мне верить погоде и верить надежде.

То хрупкое лето волною разбито.
И море остыло. И гавань размыта.

Ржавеют в воде ненадежные сваи.
Кричат о беде перелетные стаи.

Я выйду на зов. Постою на причале.
Прочнее, чем эта, не будет печали.

Пройдет теплоход и в дали растворится.
Ничто не вернется и не повторится.

В церкви

Язык мой нем, глаза незрячи,
Душа убога и пуста.
Когда беру я в церкви сдачу
От купленного мной креста.

В полупустом холодном храме
Я озираюсь, словно вор.
И медными звеня деньгами.
Гляжу в глаза святых в упор.

Как недоступны эти лики!
Какая бездна пролегла
Между носившими вериги
И тем, кто чужд добра и зла!

А рядом - молятся старухи
За тех, кто жалок и убог.
И милостыню ждет безрукий,
Ушанку примостив у ног.

И я стою, сутуля плечи,
Как будто в мир попал другой,
И машинально ставлю свечи
За упокой, за упокой...

Молитва

Затем ли эпоха глагола стрелять
Рассеялась с поздним рассветом,
Чтоб время настало глагола урвать.
Считаясь свободой при этом?

Дай сил же мне, Господи, верить и жить,
Твердя до последнего вздоха:
"Настанет эпоха глагола любить,
Настанет такая эпоха!"

* * *
НА.

В Москву! В Москву!
А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань...
Заря за окнами зарделась -
Больная чахлая герань.

Об этом грезилось нам разве
В лугах, где травы и цветы?
В столице суетной погрязли
Провинциальные мечты.

Нет, лучше бы, чем здесь скитаться.
Лысеть и стариться, друг мой, -
В цветущей юности болтаться
В петле курчавой головой.

Возвращение

Холодная осень...
А Бунин - с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.

Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше - чужие на всем имена.
От Божьего храма и старого рынка
Осталась помойка. Не те времена.

Он смотрит устало, с тоской эмигранта.
На милую родину. Прах деревень.
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладет свою ношу на пень.

А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, все та же листва,
И дождик идет затяжной, леденящий...

Холодная осень. Россия. Москва.

Срубленное дерево

Как часто дереву случалось,
Когда придет его пора,
Цвести в саду,
Но оборвалась
Жизнь под ударом топора.
С тех прошло и лет немало.
И сад зарос давным-давно.
Но я запомнил, как лежало
И мертвое цвело оно...

* * *
Посередине октября
Денечек летний -
Комарик в капле янтаря,
Смоле столетней.

Храни его, как талисман,
Таскай повсюду
В знобящий дождик, и в туман,
В свою простуду.

И может быть на склоне лет.
Когда-то, где-то
Ты извлечешь его на свет -
И вспыхнет лето.

Воспоминаний дивный бред
Волной накатит.
И ты припомнишь... Впрочем, нет,
Довольно, хватит!

Все это сон, самообман,
О чем тут плакать?
Молчи. Забудь про талисман
И топай в слякоть.

Голубь

Голубь, зазевавшийся у трассы,
Сдуру угодил под колесо.
Из обыкновенной птичьей массы
Именно ему не повезло.

Птицу подобрав с проезжей части,
Я под пыльным деревцем зарыл.
В наше время это ли несчастье?
Пара окровавленная крыл.

Задача

Дожди помножит осень
И вычтет стаи птиц,
Она, как цифра 8,
Без края и границ.

Под общий знаменатель
Слетит, упав у ног,
Передний обитатель -
Продрогнувший листок.

Но смысл простой задачи
Понять не сможешь ты...
И смотрит осень, плача,
На сумму пустоты.

* * *
Тот пруд, в который я глядел,
Давно засох и опустел.
Но помню я: к нему с обрыва
Сбегала девочка счастливо,
И в воду падал первый цвет
С той яблони, которой нет,
И детства день был чист и бел,
Тот пруд засох и опустел...

Но мне дано воображенье -
Вернуть живое отраженье:
Обрыв, и девочку, и сад,
И яблонь дымчатый закат,
И облетевший с веток цвет,
Запорошивишй детства след,
И день, что был когда-то бел,
И пруд, в который я глядел.

* * *
Я больше не прислушаюсь к шагам,
Мне все равно: твои они? чужие?
Я выйду в сад полуночный
                                      и там

Вдруг обрету спокойствие впервые.
Слетают листья поздние к ногам,
Свисают звезды - гнезда золотые.
Но пусть в великолепный этот хлам
Теперь поверят юноши другие.

* * *
Заденет бабочка крылом -
Ты отшатнешься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички,

И ты замрешь, едва дыша
Среди дорожного надсада,
Психея, бабочка, душа,
Как ты попала в ад из сада?

И за какой невинный грех
Тебе судьба - стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.

Пока еще не так темно,
Пока еще в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света

* * *
Л.

Какой неторенной тропой,
Восстав из тлена,
На Страшный суд пойдем с тобой
Во тьме вселенной?

Все, чем мы жили - нашу плоть,
Объятья, взгляды
Испепелит в свой час Господь,
Не жди пощады.

Но ты и на краю земли,
В саду распада
Расслышишь голос мой вдали
Сквозь муки ада:

- Любимая, как я любил
Мир этот грешный,
Не променяв на пару крыл
Наш полдень вешний.

 

Журнал "Город", 2002, № 3(7). Анастасия Харитонова

В белую тишь глубочайшего сада С книгой вьгйду.
Помню лишь то, чего помнить не надо - Помню обиду.
И не утешится сердце счастьем, Боже мой правый...
И не утешится сердце участьем И даже славой.
Зря мы с премудрым Создателем спорим - Он нас жалеет.
Сердце утешится только горем - Окаменеет.

Осень
А счастья не было и нет..
А. А. Блок

1.
О, покрытое тучами небо,
На тебя ль перед смертью глядим?
И сытнее крестьянского хлеба
Задержавшейся осени дым
Среди улиц, разубранных грубо,
С фонарями под старину,
Прямо в душу пахнет, как из сруба,
Тьмой, укутанной в тишину,
И открытые церкви не краше,
И на папертях черных - вода.
Таково ты, отечество наше,
Потерявшее все навсегда.

* * *
"... Тем ягодам не зреть на сломленных ветвях"
- Запомнил я сквозь сон навязчивую строчку
И тут же позабыл, оставив второпях
Пометку на листке - пустую оболочку.
И вот, пока я жил, блуждал в чужих краях.
Надежды растеряв и старясь в одиночку.
Строка вдруг проросла-
".. .на сломленных ветвях
Тем ягодам не зреть", - в судьбе поставив точку.

* * *
И море остыло.
И лодки забыты.
И пляжи до лета фанерой забиты.

Так значит, как раньше, так значит, как прежде,
Вдвоем не бродить на пустом побережье,

Так значит, уже не сбежать нам с тобою
К веселому морю веселой тропою,

Не плыть, не лежать на заброшенном пляже,
Касаясь волны, словно пенистой пряжи...

Что было - прошло.
И все реже и реже
Мне верить погоде и верить надежде.

То хрупкое лето волною разбито.
И море остыло.
И гавань размыта.

Ржавеют в воде ненадежные сваи.
Кричат о беде перелетные стаи.

Я выйду на зов.
Постою на причале.
Прочнее, чем эта, не будет печали.

Пройдет теплоход и в дали растворится.
Ничто не вернется и не повторится.

В церкви
Язык мой нем, глаза незрячи,
Душа убога и пуста.
Когда беру я в церкви сдачу
От купленного мной креста.

В полупустом холодном храме
Я озираюсь, словно вор.
И медными звеня деньгами.
Гляжу в глаза святых в упор.

Как недоступны эти лики!
Какая бездна пролегла
Между носившими вериги
И тем, кто чужд добра и зла!

А рядом - молятся старухи
За тех, кто жалок и убог.
И милостыню ждет безрукий,
Ушанку примостив у ног.

И я стою, сутуля плечи,
Как будто в мир попал другой,
И машинально ставлю свечи
За упокой, за упокой...

Молитва
Затем ли эпоха глагола стрелять
Рассеялась с поздним рассветом,
Чтоб время настало глагола урвать.
Считаясь свободой при этом?
Дай сил же мне,
Господи, верить и жить,
Твердя до последнего вздоха:
"Настанет эпоха глагола любить,
Настанет такая эпоха!"

* * *
НА.
В Москву! В Москву! А что в ней делать?
Москва такая ж глухомань...
Заря за окнами зарделась
- Больная чахлая герань.

Об этом грезилось нам разве
В лугах, где травы и цветы?
В столице суетной погрязли
Провшщиальные мечты.

Нет, лучше бы, чем здесь скитаться.
Лысеть и стариться, друг мой,
- В цветущей юности болтаться
В петле курчавой головой.

Возвращение
Холодная осень...
А Бунин - с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.

Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше - чужие на всем имена.
От Божьего храма и старого рынка
Осталась помойка. Не те времена.

Он смотрит устало, с тоской эмигранта.
На милую родину. Прах деревень.
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладет свою ношу на пень.

А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, все та же листва,
И дождик идет затяжной, леденящий...
Холодная осень. Россия. Москва.

Срубленное дерево
Как часто дереву случалось,
Когда придет его пора,
Цвести в саду,
Но оборвалась
Жизнь под ударом топора.
С тех прошло и лет немало.
И сад зарос давным-давно.
Но я запомнил, как лежало
И мертвое цвело оно...

* * *
Посередине октября
Денечек летний -
Комарик в капле янтаря,
Смоле столетней.

Храни его, как талисман,
Таскай повсюду
В знобящий дождик, и в туман,
В свою простуду.

И может быть на склоне лет.
Когда-то, где-то
Ты извлечешь его на свет -
И вспыхнет лето.

Воспоминаний дивный бред
Волной накатит.
И ты припомнишь...
Впрочем, нет, Довольно, хватит!

Все это сон, самообман,
О чем тут плакать? Молчи.
Забудь про талисман
И топай в слякоть.

Голубь, зазевавшийся у трассы,
Сдуру угодил под колесо.
Из обыкновенной птичьей массы
Именно ему не повезло.

Птицу подобрав с проезжей части,
Я под пьшьным деревцем зарыл.
В наше время это ли несчастье?
Пара окровавленная крыл.

Задача
Дожди помножит осень
И вычтет стаи птиц,
Она, как цифра 8,
Без края и границ.

Под общий знаменатель
Слетит, упав у ног,
Передний обитатель -
Продрогнувший листок.

Но смысл простой задачи
Понять не сможешь ты...
И смотрит осень, плача,
На сумму пустоты.

* * *
Тот пруд, в который я глядел,
Давно засох и опустел.
Но помню я: к нему с обрыва
Сбегала девочка счастливо,

И в воду падал первый цвет
С той яблони, которой нет,
И детства день был чист и бел,
Тот пруд засох и опустел...

Но мне дано воображенье -
Вернуть живое отраженье:
Обрыв, и девочку, и сад,
И яблонь дымчатый закат,

И облетевший с веток цвет,
Запорошивишй детства след,
И день, что был когда-то бел,
И пруд, в который я глядел.

* * *
Я больше не прислушаюсь к шагам,
Мне все равно: твои они? чужие?
Я выйду в сад полуночный и там
Вдруг обрету спокойствие впервые.

Слетают листья поздние к ногам,
Свисают звезды - гнезда золотые.
Но пусть в великолепный этот хлам
Теперь поверят юноши другие.

* * *
Заденет бабочка крылом -
Ты отшатнешься с непривычки:
Она впорхнула с ветерком
В окно летящей электрички,

И ты замрешь, едва дыша
Среди дорожного надсада,
Психея, бабочка, душа,
Как ты попала в ад из сада?

И за какой невинный грех
Тебе судьба - стать горсткой пыли?
Я выпущу тебя при всех,
Чтобы не мучилась в бессилье.

Пока еще не так темно,
Пока еще в разгаре лето,
Лети и ты, душа, в окно
За бабочкой в потоке света

* * *
Л.
Какой неторенной тропой,
Восстав из тлена,
На Страшный суд пойдем с тобой
Во тьме вселенной?

Все, чем мы жили - нашу плоть,
Объятья, взгляды
Испепелит в свой час Господь,
Не жди пощады.

Но ты и на краю земли,
В саду распада
Рассльшшшь голос мой вдали
Сквозь муки ада:

- Любимая, как я любил
Мир этот грешный,
Не променяв на пару крыл
Наш полдень вешний.

Журнал "Город", 2002, № 3(7). Борис Евсеев

Босиком

Чудны дела твои, Господи...

Лавра. Нигде русского человека так крепко, но и ласково так не ухватишь, нигде лучше не углядишь греха его или праведности, чем в Сергиевом, у Троицы.

Около Лавры - базар. Продают картинки священные, матрешек со шкатулками, горбачевых-ельциных. Но все же не столько всей этой ласково стукающей дребеденью торгуют, - сколько страсти и помыслы свои напоказ выставляют: обмирая, хмелея, млея...

Рослый, малоголовый - подбородок врезан чуть не в самый лоб, - худой, весь какой-то перекрученный, но и крепкий как резина парень. Стоит простоволосый, с голой шеей, в армейском ватнике, в штанах клетчатых и босой. Ничего не продает, но встроился и упорно держится в торговой линии, рядом с продающими. Стоит, смотрит поверх товара, поверх стен, поверх золотых куполов даже. Нос его пупочкой при этом смешно, как от лука, морщится, запаленные краснотой веки напряженно подрагивают.

Весна ранняя. Иногда с неба слетает десяток-другой снежинок, и опять над головой холод ясный, лед, чистота...

- Ботинки что ль украли? - спрашиваю тихо. - Ты вон какой здоровый вымахал, поспрошай как след, вернут может.

- Что ботинки. Ботинки-рвань. Душу мне вернуть Создатель должон, душу...

- Так ты в Лавру иди, чего ж тут маячить... Там про душу и расскажешь...

На нас косятся. Хоть здесь рядом место и святое, - слушать про душу торгующие, кажется, любят не слишком. Или просто надоел им мужик этот: ничего не продает, никого не "пасет", милостыню- и ту не просит. Да еще и босой! Может -"стучит"?

Зову его погреться в кафе "Отдых", здесь же рядом, чуть ниже Лавры. Нехотя соглашается. А в кафе вынимает вдруг из глубоченного кармана просторные тапочки в целлофановом пакете. Обувает, морщится.

- Грязь... Не могу...

Разглядываюсь по сторонам и особой грязи в кафе не замечаю. Засунув ноги в легкие, красно-коричневые без задников тапки и видя мое недоумение, начинает рассказывать.

- Друга у меня убили. В Таджикистане. Вместе служили. Не на границе убили, в ауле убили. Надо было его вынести оттуда, а я оставил. Себя пожалел. Думал, и меня сейчас из-за дувана хлопнут. Назад повернул. Все думают, он один тогда был. А мы, можно сказать, вместе были. Он впереди шел, а я за ним с сапогами в руках бежал. Труп его, понятное дело, пропал. Ну потом прошло все, забылось, кончилась моя сверхсрочная, думал, домой уеду... Какое там!!! Не отпустила меня азиатчина. Вдруг в Бишкеке я очутился. Ну город, ну город! Пламечком зеленым сады полыхают, дыни в пятнышках, как головы бусурманские из калиток прямо на дорогу выкатываются, ишачки черными ушами у ворот прядут. Вода в арыках скорая, мутная. Так и кажется: это она из тебя самого да из бабы твоей страшным напором, безостановочно выхлестывает. А на базаре -китайцы. Что хошь тебе поднесут. "Рупп, рупп!" - кричат.

Сома этого самого киргизского не признают, рублем называют. И за "рупп" тебе - что угодно. Хочешь - чаю, хочешь - пивка. Так и день проходит. А к вечеру жары почти нет, только горы сквозь пленку дымную просвечивают. В горах я тоже жил. Два месяца сторожил базу горнолыжную. Летом там никого нет, - красота! Утром, бывало, чабаны с гор спустятся, кумысу навезут, выпьешь, иголки в горло вопьются, как заново на свет народился. Оставляли меня на базе. Да и понравилось мне там шибко. Сибирь напоминало. Все другое, а вроде похоже. У нас в Сибири в поймах, в можачинах, дергачи да утки до надрыву кричат, и здесь тоже.. .У нас лес живой, и там живой. Словом, не понять, как это получается, а вроде свое все: будто шел я и шел по тайге сибирской, да к южной опушке с горами и вышел. Хотя там конечно арча вместо елок, да и зайцы другие, со спинкой коричневой, и улары - дикие индюки - попадаются, и волк другой. Волк меня оттуда вниз на равнину и согнал.

Было как? Спустились с гор двое чабанов-киргизов, привезли кумысу и ну на бильярде шары гонять. Бильярд на базе отличный, для больших, еще партий¬ных людей сработан, вот киргизы и приспособились: чуть не каждый день игра¬ли. А меня в тот раз попросили не в службу, а в дружбу кобыл да жеребеночка выпасти. Самим недосуг, значит. Ну я к этому делу привычный. А только предупредили, чтоб далеко в горы не ходил: волки. Да я и сам знаю, что волки, небось, кажен вечер вытье их слушал. Хоть и далековато от базы, а выли. В тамошних местах чабанам года эдак с девяносто третьего ружья иметь запретили, вот волки и обнаглели, знают, что человек без ружья не человек, и средь бела дня лезут. Ну, стало быть, погнал я кобыл с жеребеночком, да и задумался, другана вспомнил, высоко в горы залез. Только вдруг кобыла одна как захрапит и на дыбки, а жеребеночек круть - и ко мне! Враз я очнулся. Ну, думаю, все, капец! Сейчас налетит стая - поминай как звали. Только гляжу - один он. И не волчица (эта сразу порвет), а, вроде, волк. Матерый, в подпалинах. На плечах шерсть погончиками обвисла, на загривок башлык черный спустил... Скалится. Ну? Ты бы что стал делать? Убег? Так он сзади кинется. И не на жеребенка! На меня ведь он только и зырился! И как на грех, ни кнута, ни дрына в руках. Ну вспомнил я тут - пистолет газовый у меня в кармане. Внизу-то он вполне годился, а здесь, думаю, возьмет ли волка пукалка? Думать думаю, а пистолет из кармана волоку. Выволок, в морду волку уставил. Держу двумя руками, дрожу. А он весь вперед подался и снова скалится. Вроде понять дает: что мне твоя пукалка? И так он мне этим оскалом одного человека, так зверюгу-особиста, который так же вот скалился, да все у меня про другана выспрашивал, напомнил, что закрыл я глаза и как заору со страха:

"Не я! Не я убил!" - ору, а перед глазами не волк, а майор этот косоротый, в расстегнутом кителе... Постоял я так с закрытыми глазами, потом открываю, -глядь, волк задком отступает. Отступает, а все одно, скалится. Словно сказать хочет: пока прощаю тебе. Иди себе куда знаешь, а сюда, падло, не суйся...

После этого случая я вниз не спускался. Подумал: чего мне здесь со зверьем воевать? Его, зверья, и внизу хватает. Вот с этим зверьем и надо разбираться. Я б там внизу и насовсем остался, да только полчанина одного встретил. Он чего-то в Бишкеке сколачивал, парней наших собирал. Да не нате дела, что надо, собирал. Ну, я свалил оттуда, сил у меня тогда с ним спорить не было. Взяли меня на борт - четыре дня в аэропорту протолокся, - а взяли!

Он отодвинул от себя рюмку с водкой, отхлебнул только пивка из кружки, но потом и кружку в раздражении от себя отсунул.

- Что мне твой хмель! У меня другой хмель в голове!

- Да, дела! Ты бы священнику рассказал про все, что ли.. Другие-то пусть не знают, а священнику надо...

- Э, нет, - перебивает он и кивает на белеющую в окне Лавру, - Он-то знает! Только Он один и знает, что это я тогда сапоги от другана спрятал. Сиди, мол, на месте. Нечего ходить! А ему надо было! До зарезу! Он без сапог в аул и двинул. Босой. Бешеный. Я за ним... Да поздно. В горах камни мелкие, острые!

Не убе-жишь далеко... Ну и когда шел он - матерился, наверное, беречься, как учили, не хотел... Так из-за бабы да из-за обувки и пропал... Ну теперь я вместо него босой хожу. А эти-то, что торгуют, думают - дурачок я или юродивый. Ну, пускай их думают...

- Так ты бы объяснил им.

- А зачем? Так слаще. Я его под пулю подвел, я и терпеть буду.

- Ну и сколько ты терпеть собираешься? Неделю, месяц? Когда-то ведь это "босохождение" закончишь? Так и помереть недолго

- А! В том-то и штука вся. Тебе так и быть, скажу. Я ведь не только здесь босой, я из самой Сибири босым шел и ехал. Только в уборных, да где погрязнее, у мусорников, тапочки надевал. Смеялись надо мной, конечно, в бока пихали. И здесь смеются. А мне - еще обидней. И чтобы обиду не растратить, я здесь не молюсь. Но вот как наберу обиды доверху, так и начну все эти лотки опрокидывать. Кричать буду: не прощаешь, нет? Ну так значит Сам Ты и велел мне тогда себя пожалеть! А теперь Сам велишь здесь крушить все! Ну а покрушив как следует, я назад, к таджикам подамся. И уже не босой! В сапоги, в ботиночки десантные затянусь! Я ведь там каждый камень знаю. И кому следует, за все отмеряю... А потом снова в Бишкек. Нравится мне тут! Сяду на базаре, словно нищий я... Сяду, никто - как вот ты, например, - на меня и не посмотрит. Сяду, сидеть буду. А сквозь меня народы косоглазые попрут, и китайцы, и турки, и другие прочие. Да и наших там пруд пруди.

А пока ращу, ращу в себе обиду! Ну? Понимаешь? Ты хоть сказки-то слышал? Илья Муромец, думаешь, просто так на печи жопу грел? Обиду он в себе копил! Чтоб разметать всех. Потому как в обиде-сила страшная. Когда ее много, конечно. Вот и обижусь. У нас в Сибири, в селе Мотовилихе, все так делали. Село-то варначье, каторжное. Как обиду накопим, так житуха другая начинается. Отъедем куда подале, хоть к соседям, хоть в лес, и ну обиду вымещать! И от этого легшает сразу, да и дурь потихоньку кончается... Но на человеков я обижаться устал. Вот и пришел сюда на Господа обидеться.

Смотри, мол, до чего довел меня. Завод жизни кончается! Обижусь на Него, потом прощенья просить буду. А без обиды - силы во мне нет, одна мягкость да вонь. Знаешь, что я без обиды такое? Босой нерв. Есть такой. Это мне уже тут фельдшер один сказал... Нерв этот хоть и в пятке, а самый главный. Не приведи Господи раздражать его! А молиться... Может потом, когда опять сюда возвращусь, помолюсь немного...

- Но тогда-то уж в ботинках придешь?

- Зачем же? Ты, я вижу, ничего не понял. Обида - она как боекомплект: рас-стрелял и нету. Пополнять надо. Вот и приду пополнять. А иначе меня в порох сотрут. А Он - не понимает. Ведь кабы все вокруг не были звери, так и мне не надо было бы обиду копить, Его зря тревожить.

- Так ты сюда не к Богу себя приближать пришел, а заряжаться как ружье?

- Говорю ж тебе. Но в Него я верю, верю - ты не думай! Только обижен я сильно... Ну, прощевай. Некогда мне. Пойду к Лавре, может, сегодня еше нальюсь до краев. К вечеру пацанва набежит, дразнить меня будут. Ну да теперь ничего, теперь скоро уж...

Он снял тапочки, затолкал их в целлофан, опустил бережно в глубокий карман ватника. Ноги его были синеватые у щиколоток, с багрово-сизыми, расплющенными и, казалось, совершенно бесчувственными ступнями.

- Гангрены не боишься?

- Боюсь. Только теперь уже ничего не будет, да и привыкать стал. Это ведь только попервоначалу трудно... - мелкая мутноватая слеза блеснула вдруг в глазах его. Он быстро развернулся, не оглядываясь, чуть по-обезьяньи или скорее по-медвежьи загребая босыми ступнями, пошел из кафе. Я тоже выглянул, а потом и вышел за ним на улицу.

Сияла Лавра. Словно чьей-то бестелесной рукой отмеренный, скупо падал крупный киношный снег. Вослед босому человеку с железнодорожной станции шли бабы в платках, мужики срюкзаками, интеллигенты, пристегнутые намертво к черным кейсам, волжские речники, выгнанные со службы, быстроглазые, узкоплечие монахи, сонные женщины, прапора, офицеры-летчики. Люди шли так же, как падал снег: редко, раздельно, друг с другом не сливаясь. Они не были похожи на притертых один к одному, нивелированных тщетой и поспешаньем столичных жителей, а на кого были похожи - сразу не скажешь. На разбросанные в раздражении камни? На разномастных, отбитых от стай собственных, а к чужим стаям так и не приставших птиц? На смешанный неравноверхий лес, побитый шашелью, но все тянущийся в небо, хотя уже почти и не имея для этого сил, так его пообъ-ели, пообкарнали...

В небе было морозно и было ясно.

А внизу, на выгорбленной посадской земле было ясно лишь одно: здесь кончается понимание человека "общего" и начинается понимание человека "единичного", здесь кончается - как обрубленная железнодорожная ветка - простой и линейный путь узнавания жизни. Здесь, как трепещущий нерв, начинает звенеть и рассказывать о себе нечто плохо выговариваемое, не всегда правильное, но все же искренне принесенное на суд к святому месту. Здесь в вечерней дымке зажигается, сияет невидимо, слетает вниз то снежком, то светом, то колким воздухом жестковатый, режущий язык и нёбо, ранящий нежные человечьи ноги Восток.

Здесь кончается Москва, начинается Россия.